* * *
Он ей об этом сказал, как и обо всем остальном. Красное пальто, улыбка, любовь с первого взгляда, электрические разряды, взгляды, сомнение, незадача с тем, что та женщина замужем, приглашение — принятое, — неодолимая тяга к ней, странное ощущение, что она разделяет его чувство, назначение свидания, ожидание. Все, даже имя: Полина. Зачем ему понадобилось внедрить в ее сознание имя той, другой? — расстраивалась Бланш. Она не переносила болтливых мужчин. Лучше беречь сокровенное про себя. Обычно Жиль скрывал от нее свои похождения. Потому она за него и вышла, ни о чем не догадываясь. Видно, на сей раз случилось что-то из ряда вон Полина… Как на беду, кое-что нельзя пропустить мимо ушей, так и западает в память. Что она могла ответить.
— Красивое имя.
— Думаешь, она придет? — озабоченно спросил он у жены, забыв о неуместности вопроса. Для нее эта новая стадия доверия, близости была столь неожиданна и необычна, так необъяснимо больно было видеть собственного мужа, влюбленного в другую, что она подумала: «Расстаешься дважды: первый раз — когда любовь умерла, и второй — когда чувство возрождается. И первый из двоих, кто снова влюбляется, вонзает кинжал в того, кто остался лежать. И все же это не обязательно война. Кого любишь, от того и терпишь». Ей доводилось часто удостовериваться в этой истине, наблюдая матерей с детьми. Любовь, привязанность — наши терновые венцы.
— Думаешь, она придет? — все повторял Жиль, для которого остальное перестало существовать.
— Ну откуда мне знать?
Он раздражал ее тем, что бездумно заставлял страдать. Судя по его собственным терзаниям, он переживал не очередную интрижку, а подлинную страсть. Словом, она уже знала, что Полина любима, тогда как сама Полина этого еще не знала.
— Ты женщина, знаешь, как ведут себя женщины, — продолжал допытываться Жиль.
— Не все же женщины одинаковы! — запротестовала она. После чего произнесла фразу, в которой сквозило неодобрение: — Я бы так скоропалительно на свидание не согласилась.
Она сказала это, еще ничего не зная о другой, хотя сама находила романтичным и заманчивым с головой уйти в страсть, забыв о предосторожностях. Но не могла удержаться, чтобы не царапнуть другую, еще неведомую. Мелочно, ничего не скажешь! «Я способна считать это мелочным, но не способна промолчать…» Она была настоящей женщиной: ревнивой, соревновательной. Впрочем, Жилю всегда нравились излишне женственные натуры вплоть до худших их образчиков.
— А сколько этой Полине лет?
Ей хотелось это знать, но тут он почему-то промолчал.
— Бланш! — поднялась ей навстречу Ева. — А мы уже думали, ты не придешь.
— Было много внеочередников, так что пришлось сдвинуть все ранее запланированные приемы.
— Выглядишь усталой, — ласково встретила ее Мария, — почему же ты не пошла домой отдыхать?
— Мне приятно заглянуть сюда.
Она собиралась признаться «Я ни с кем не вижусь», но удержалась, боясь расплакаться: она была так измотана, что любой пустяк мог вызвать у нее слезы.
Она обвела взглядом всех присутствующих.
— Все на месте, нет только Полины, с которой я хотела тебя познакомить, — сказала Мелюзина.
— Да, знаю, — ответила Бланш, продолжая думать о Жиле.
— Ты знаешь, где она? — спросила Луиза.
— Кто?
— Полина!
— Нет! Не знаю! Я думала, ты говоришь о Жиле. Где он — я знаю.
Возможно, что бессознательно она уже соединила их и ясно увидела своего мужа и эту Полину. Луиза подумала: «Бланш пришла в уверенности, что не встретит здесь Жиля». А Мелюзина вдруг возьми, да и скажи:
— Странно, Полина никогда не пропускает наши вечеринки.
Может, тут-то Бланш и догадалась, что та самая Полина, которую она встречает в клубе и в детском саду, и есть та женщина, что околдовала ее мужа. Инстинкт подсказал ей и дополнительный вопрос:
— А Марка тоже нет?
— Он смотрит со всеми бокс. Твой муж ведь тоже обожает бокс? — спросила Ева.
— Да.
Как она страдала, слыша эти слова: «Твой муж»! Он всегда будет ее мужем. Пройдет немало времени, прежде чем другая узнает, сколько радости может ему доставить матч по боксу, что эта радость незабываема. «Давай поставим еду на поднос и вместе посмотрим поединок, а потом я сам все уберу, тебе не придется ничего делать». Она же отказалась от этого чуда — с кем-то вместе идти по жизни. Когда рядом с женщиной мужчина, она уверенно себя чувствует везде: и в столкновении с миром, и перед лицом чужих людей, и в лабиринте городских улиц. Она не была уверена, что одарена способностью жить одна. Когда-то она умела со всем справляться сама: переезжать, устраивать жизнь на новом месте. Может, возраст был такой? Правда, она знала, что это ненадолго. Мысли Бланш не останавливались ни на минуту, голова четко соображала, соединяя воедино Жиля, ее саму, Сару, загадочную незнакомку, одиночество. Пытка кончилась только на работе в ее кабинете. Среди подруг она бывала неизбежно возбуждена.
— Выпей вина, съешь чего-нибудь, — уговаривала Луиза.
От волнения щеки Бланш порозовели. Правой рукой она непроизвольно скатывала шарик из хлебного мякиша. Никто ее не спрашивал, она сама призналась:
— Жиль на свидании.
— О ком ты? — спросила Мелюзина, не уследившая за ходом беседы.
— О моем будущем экс-муже, — ответила Бланш, пытаясь изобразить на лице улыбку.
Быть обманутой, перестать любить (или думать, что перестала), не выносить более совместного житья-бытья, разъехаться, заявить о разводе, развестись, стать разведенкой — ничто из всего этого не прошло для нее даром. Сперва было легко. Можно долгое время думать, что тебе все нипочем. Она и впрямь думала, что осталась такой же, как прежде, с обращенной к миру улыбкой, с порывом к любви, любопытной, думала, что все это неизменно, поскольку проистекает из темперамента — дара, который никто не в силах отнять. Можно ли утратить темперамент? И вот она открыла, что можно: он устает, притупляется, сталкиваясь с темными сторонами жизни. Она изменилась, да еще как! Могло показаться, что она всегда была лишь женой Жиля и больше ничем. А ведь она всегда была больше, чем просто жена; у нее была своя отдельная от него жизнь, и хоть она-то да осталась. У нее была увлекательная, любимая профессия. И вот на тебе — оказалось, что отныне она утратила интерес ко всему. «Мужчина ни за что не скиснет, сконцентрируется на своей карьере и профессии», — крутилось в голове. Но она не была мужчиной. Ее жизненная сила получила пробоину. Уж в который раз она повторила про себя: «Никто же не умер». Фраза — и та принадлежала Жилю. Она должна была утешать, призывать к мудрости, а вместо этого напоминала о самом больном: чувство-то как раз и умерло. «Вот почему эта фраза не действует: во-первых, сразу вспоминается Жиль, во-вторых, она лжива», — вдруг осенило ее. Глаза уже наполнились слезами. Как же она устала!