А теперь почему-то руки дрожали. И дыхание перехватывало. Что с ним?
Маша была права: в любви все непонятно!
Девушка очнулась сама: помогло «Боржоми», которым ей омыли лицо. Потом она жадно глотала из горлышка солоноватую щелочную воду, и клюквенный вкус постепенно исчезал, унося с собой и кошмарные видения.
Подсознательный страх, вырвавшийся наружу, чтобы нанести очередной удар, опять удалился, взяв тайм-аут.
Теперь Маше было ужасно стыдно, что она доставила своему спутнику столько хлопот. Она виновато, с жалобной улыбкой, развела руками:
— Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте.
Он рассмеялся с облегчением, счастливо:
— Да, зрелище было просто убийственным. Я и сам чуть коньки не отбросил.
— А чем там все закончилось?
— Как — чем? Полагаю, примирением Монтекки и Капулетти.
— Я не про то! Эта англичанка, что с ней?
— Да ничего. Поднялась и доиграла сцену без юбки. По-моему, даже осталась довольна: сорвала бурные аплодисменты.
— Обошлось… Какое счастье…
Иоанн мысленно повторил ее слова: «Обошлось. Какое счастье», имея в виду, однако, Машин обморок.
Теперь, задним числом, он испугался: а могло ведь и не обойтись! Вдруг бы она, падая, ударилась виском о подлокотник кресла или о край сцены!
Он бы мог ее потерять! Как Ромео. Только настоящий, шекспировский, а не тот, кто скакал с мячиком по сцене театра «Современник».
И тогда бы — тогда ему не жить. Как Ромео. Настоящему.
О ты, любовь моя, моя супруга!
Смерть выпила мед твоего дыханья,
Но красотой твоей не овладела.
Ты не побеждена. Еще румянец
Красой уста и щеки озаряет,
И смерти знамя бледное не веет…
Они молча шли по вечернему московскому центру, и ни один из них не вспомнил про толстый тисненый библиотечный том Шекспира, который остался лежать на сиденье первого ряда партера театра «Современник».
Расстались, как и в прошлый раз, у Машиного подъезда. На этот раз Иоанн и не намекал на кофе. А Мария сама не решилась предложить.
Оставшись у входа в дом, он слушал: вот простучали по ступенькам ее невысокие устойчивые каблучки. Всего один пролет. И сразу же щелкнул замок, затем хлопнула дверь квартиры.
— Значит, второй этаж, — сказал он сам себе. — И скорее всего, сразу возле лестницы.
Глава 11
Пенсионный фонд Робин Гуда
Иоанн всегда жалел людей, вынужденных сидеть на работе каждый день от и до — с девяти до шести. С его характером это казалось просто нереальным.
Бедная Мария: у нее именно такая служба. Поденщина.
Сегодня, однако, это было ему на руку.
Раз его упорно не приглашали на чашечку кофе, он решил побывать дома у своей любимой в ее отсутствие.
Он суммировал свои наблюдения относительно некоторых Машиных привычек и пришел к определенным выводам. Теперь ему оставалось лично убедиться, прав он или ошибается.
Для похода он вооружился многотомным, недавно изданным, собранием сочинений Шекспира.
Наталья Петровна приоткрыла дверь и с подозрением разглядывала в щелочку незнакомого мужчину. Сколько раз она говорила Маше, что надо бы купить цепочку или глазок! Всего второй этаж, проходной двор, всякого можно ожидать.
— Мария Николаевна тут живет? Колосова?
— А вы, собственно, кто? — недоверчиво спросила хозяйка.
Вид у мужчины довольно приличный, разве что он несколько мускулист, а это настораживает. Вот такие, наверное, и расправляются с одинокими женщинами, предварительно выведав их адрес.
Она бы, может, не встревожилась, если б мужские визиты в их дом были делом обычным. Но уже много лет, фактически с момента их переезда сюда, «бабье царство» не принимало гостей мужского пола.
— Я, собственно, никто, — ответил Иоанн. — Просто читатель библиотеки.
— Вот и ступайте в библиотеку, она тут рядом, во дворе. Маша там.
— Ее там нет, — не моргнув глазом соврал Соколов. — Послали… э-э-э… в городской коллектор.
— Так подождите, вернется.
— Понимаете, если я буду там околачиваться, то могу поставить Марию Николаевну в неловкое положение.
— Это еще почему?
— Я… мне очень стыдно… но я потерял чрезвычайно ценную библиотечную книгу, которую Мария Николаевна выдала мне под свою ответственность.
— Потеряли — найдите замену.
— Я нашел! — Он кивнул на огромную связку томиков в глянцевых суперобложках.
Наталья Петровна глянула и убедилась: действительно книги. Не взрывчатка и не набор воровских инструментов. Но может, это маскировка, кто знает?
Ей совершенно не приходило в голову, что грабителям в их бедненькой квартире делать нечего. Разве что слепых котят украсть…
— Нашли замену — отнесите в библиотеку, еще раз вам повторяю.
— Но я хотел, чтобы Маш… Мария Николаевна сама все оформила, как лучше. А то я ляпну что-нибудь не так, подведу ее… У нее могут быть неприятности, чего доброго, еще уволят!
При слове «уволят» Наталья Петровна вскрикнула и, больше не раздумывая, широко распахнула дверь:
— Заносите! Сейчас, правда, так легко увольняют! Прямо на улицу выбрасывают человека, даже без выходного пособия. Что за жизнь пошла! Служишь им верой и правдой, наизнанку выворачиваешься, а они… Если еще и Машеньку уволят, я уж и не знаю…
Ее понесло. Пока Иона заносил свой груз, он успел выслушать всю историю строительного управления, в котором самоотверженно трудилась много лет Наталья Петровна, с именами, датами и подробностями бухгалтерского учета.
Заботливый читатель, который заботится о том, как бы у библиотекаря не случилось неприятностей, больше не казался ей подозрительным. Она даже пригласила его попить чайку: этот приятный молодой человек так сочувственно ее выслушивал! А ведь совсем посторонний человек! Встречаются же еще на свете хорошие люди!
Квартира Колосовых оправдала худшие ожидания Иоанна. «Бедно, но чистенько» — так обычно говорят о подобных жилищах.
Книги он с трепетом занес в Машину комнату, крохотную, как чуланчик. На секунду подсел к письменному столу — дешевому, крытому пластиком, похожему на школьную парту. Подержал в руках простую шариковую ручку: раньше такие стоили тридцать пять копеек.
На столе лежала начатая дипломная работа «Библиотечное дело в России начала XX века». Фамилия автора на титульном листе была чужая — не Машина.
«Боже, она еще и «негром» подрабатывает, — ужаснулся он. — Это когда же, если на работе с девяти до шести? По ночам, выходит».
