Рядом с Адамом появилась хорошенькая блондинка.
— Адам, мы уходим. Ты с нами?
— Нет, Мелисса, я побуду здесь. Увидимся завтра, о'кей? — сказал Адам.
Но ни о каком «о'кей» не могло быть и речи. Мелисса была в ярости.
— Но… я думала… разве ты не пойдешь на вечеринку? — спросила она так, будто не верила своим ушам.
— Нет, не думаю, — ответил Адам уже несколько резче.
— Прекрасно! — заявила Мелисса, давая Адаму понять, что ничего прекрасного не наблюдается. — Вот твоя сумка.
Она с грохотом швырнула на пол большую спортивную сумку и окинула нас с Лаурой ядовитым взглядом. Ядовитым и удивленным. Она и в самом деле не могла понять, что делает Адам с двумя старыми кошелками, когда может выбрать любую из прелестных семнадцатилетних девушек.
Если честно, то и я этого не понимала.
Мелисса ушла, и Адам тяжело вздохнул.
— Не могу этого выносить, — устало объяснил он. — Еще одна студенческая вечеринка: банки теплого пива, невозможно сходить в туалет, потому что там кто-то трахается… Если же ты оставишь свою куртку на диване, на нее обязательно кто-нибудь наблюет. И все строят из себя знатоков музыки. Нет, я для этого слишком стар.
Мне внезапно стало его ужасно жалко. Я подумала, что он был искренен, когда говорил, что скучает по интеллигентному разговору. Наверное, нелегко находиться все время среди хихикающих семнадцатилетних девиц вроде Хелен и Мелиссы, когда ты сам старше и серьезнее.
А еще, очевидно, непросто, когда в тебя влюблены столько девушек. Особенно если ты человек добрый, каким мне казался Адам, и не хочешь никому сделать больно. Иногда быть красивым довольно тяжело (не то чтобы я это знала по своему опыту). Ты должен пользоваться своими данными осторожно и умно.
Следующие десять минут к Адаму по одной подходила целая вереница девушек, чтобы попрощаться. Во всяком случае, под этим предлогом. Мелисса наверняка всем рассказала о нас, вот они и пришли посмотреть, какие мы с Лаурой страшные и старые.
Если бы я была на их месте, то в первую очередь взялась бы критиковать обувь, одежду, макияж и прически моих врагинь. Но надо отдать должное Лауре, выглядела она превосходно: рыжие кудри, кожа как алебастр, на свои тридцать никак не тянет. Мне кажется, я тоже выглядела неплохо. Но все равно они наверняка говорили, что мы — старые бабки. Но какое это имеет значение? Неожиданно кто-то сунул мне под нос какую-то банку и потряс ее.
— Не желаете ли помочь нуждающимся детям? — спросил худой человек в мокром плаще.
— Разумеется, — ответила я и с щедростью, подогретой алкоголем, сунула в банку фунт.
— А вы? — спросил он, обращаясь к Лауре.
К Адаму он даже не повернулся: он определенно умел отличить нищего студента от остальной публики.
— Видите ли, я вношу непосредственный вклад, — заявила Лаура.
— В самом деле? — удивилась я. Я не знала, что Лаура занимается детской благотворительностью.
— Я регулярно занимаюсь сексом с ребенком, — заявила Лаура. — Если это не непосредственный вклад, тогда уж не знаю, как это и назвать.
Мужчина с ужасом посмотрел на нее и быстренько переместился к следующему столу.
Адам громко расхохотался.
— Никогда раньше не встречал педофила, — сказал он ей.
— Да я пошутила. На самом деле я не развращаю детей, — усмехнулась Лаура. — Ребенку, о котором идет речь, девятнадцать.
Мы допили свое вино, надели пальто и собрались уходить.
Паб постепенно пустел.
Все сидящие за столиками вокруг нас пребывали в отличном настроении — за исключением бармена, который практически умолял всех удалиться.
— Я работаю тринадцатый вечер подряд, — услышала я его слова, обращенные к особо шумному столику. — Я на ногах еле стою! — И действительно, он выглядел вымотанным, но мне казалось, что он зря теряет время, взывая к их гуманности.
— Я сейчас разрыдаюсь, — саркастически заметил один пьяный в хлам молодой человек.
— Заканчивай эту кружку, или я ее заберу, — пригрозил другой бармен, обращаясь к клиенту за соседним столиком.
Клиент выпил почти целую кружку залпом под восторженные вопли друзей.
— Молодчага! — раздались крики. — За что уплочено, должно быть проглочено!
Мы прошли мимо этого посетителя через пять минут. Он стоял у крыльца. Его поддерживали двое столь же пьяных друзей. Его выворачивало наизнанку.
На улице мы обнаружили, что снова пошел дождь.
— Я оставила машину у дороги, — сказала Лаура. — Побегу.
Мы обнялись на прощание.
— Я приеду в воскресенье взглянуть на Кейт, — сказала она. — Приятно было познакомиться с вами, Адам. — И она рванулась к машине, едва не сбив с ног блюющего мужчину.
— Простите! — крикнула она ему, но он скорее всего не расслышал.
Мы с Адамом немного постояли в дверях. Я не знала, что ему сказать. Он тоже молчал.
— Тебя подвезти? — спросила я.
При этом я смутилась. Можно было подумать, будто я богатая пожилая дама, изнывающая по сексу и любви, готовая купить красивого молодого парня.
— Было бы замечательно, — сказал он. — Мне кажется, я опоздал на последний автобус.
Он улыбнулся, и я слегка расслабилась. В конце концов, я всего лишь оказываю ему услугу. И вовсе не собираюсь использовать его затруднительное положение.
Мы быстро прошли по мокрым улицам до стоянки. Поверьте мне, нет абсолютно ничего романтичного в прогулках под дождем. Настоящая беда. На мне были муаровые сапоги. Теперь придется остаток жизни стоять с ними над кипящим чайником, чтобы они выглядели как прежде.
Наконец мы сели в машину. Он бросил свою промокшую сумку на заднее сиденье, а сам сел рядом со мной. Богом клянусь, он заполнил собой всю переднюю часть машины.
Я тронулась с места.
Он начал ловить что-то по радио.
— Ой, пожалуйста, не надо! — взмолилась я. — Отец меня убьет.
Я рассказала ему об отцовском напутствии перед моим отъездом, и Адам долго смеялся.
— Вы хорошо водите машину, — сказал он через минуту.
Естественно, стоило ему это сказать, как я заглушила мотор и едва не въехала в столб. Он объяснил, как ехать к его дому, и мы поехали дальше.
Оба молчали.
Единственными звуками были посвист шин на мокром асфальте и скрип «дворников».
Но молчать вместе с ним было приятно.
Я остановилась около дома и улыбнулась ему на прощание. Вечер в самом деле удался.
— Спасибо, что подвезли, — сказал он.
— Пожалуйста, — улыбнулась я.
