День выдался чудесный — холодное зимнее солнце заливало мерцающим светом заснеженные холмы, а небо было таким пронзительно-голубым, что на него больно было смотреть. В свете дня Майлкросс-парк производил ошеломляющее впечатление — на несколько миль вокруг я не заметила ни одной сломанной изгороди, ни одного неубранного поля — даже кусты выглядели приглаженными и прилизанными, словно кто-то прошелся по ним расческой! Не успела я подъехать, как Горас уже открыл дверь.
Я поздоровалась. Глядя на меня сквозь толстые линзы очков, он вежливо улыбнулся в ответ. Потом снял с меня пальто — так бережно, словно это была пелерина из соболей, — и провел меня сначала в студию, а оттуда — в зимний сад и оранжерею.
— Как красиво! — вздохнула я, восхищенно оглядываясь по сторонам. Чего тут только не было! Лилии, гиацинты, амариллисы, орхидеи, какие-то совсем уже экзотические растения, которых я и названий-то не знала! — Все так современно… и в то же время чудесно сочетается с остальным домом.
— Это все заслуга Чарльза — оранжереи и зимний сад строились по его проекту. Чтобы сохранить единство стиля, он приказал, чтобы окна и двери тут были точно такие же, как в доме. Это его самое любимое место. Наверное, потому, что здесь все время свет. Чарльз очень скучает по Южной Африке — говорит, что в Англии ему темно и тесно. Может быть, шабли? Чарльз попросил передать вам извинение, если он немного опоздает, и составить вам компанию.
Подметив его неожиданное оживление, я решила, что Горас, должно быть, искренне восхищается Чарльзом.
— А вот и я. Десять минут — и я к вашим услугам, — весело бросил вошедший в эту минуту Чарльз. — Прошу прощения, меня задержал очень важный клиент. Позвонил без предупреждения, так что пришлось ехать. Если бы не вы, Диана, я бы ни за что не решился удрать от него так скоро.
Сегодня он выглядел совсем иначе. Так мне, во всяком случае, показалось. Загар, покрывавший его лицо, стал как будто темнее, и от этого Чарльз казался старше. На нем были бриджи для верховой езды, рубашка с расстегнутым воротом и черный пуловер из мягкой шерсти. Увидев меня, он улыбнулся, и я вновь подпала под очарование этого человека. Взяв из рук Гораса бокалы, он улыбнулся и подал один мне.
— Не замерзнете, если я предложу пообедать здесь?
Он махнул рукой в сторону столика, где уже стояло два прибора.
— Что вы! Здесь так чудесно! И потом, знаете ли, если уж я выжила целую неделю в Вестон-холле и не превратилась в снеговика, то теперь мне ничто не страшно. Сейчас я, кажется, отдала бы все на свете за возможность понежиться в горячей ванне.
Чарльз захохотал.
— Настоящий английский загородный дом, верно? Когда меня в первый раз пригласили туда на обед, я был вынужден незаметно удрать из-за стола и достать из машины свитер, иначе я попросту умер бы от холода.
— Главная прелесть Мин в том, что она видит все свои огрехи, но ничуть не расстраивается. Она никогда не злится, не раздражается и не комплексует. Напротив, она совершенно счастлива и весела, как птичка.
— Да, именно это я и имел в виду — ее совершенно не заботит, что о ней думают. Поэтому, несмотря на то, что кормят там отвратительно, и на жуткий холод, я с большей радостью приму приглашение пообедать в Вестон-холле, чем в любом другом доме Ланкашира. Кстати, вы давно знаете Мин? Наверное, познакомились в Оксфорде?
И пока Горас бесшумно накрывал на стол, расставляя тарелки с нежнейшими фрикадельками из ягненка, вазочки с салатами и сыр, я рассказала Чарльзу все, начиная с того самого дня, когда впервые увидела Мин и взялась ее опекать. Чарльз замечательно умел слушать. Казалось, ему было интересно все вплоть до мельчайших подробностей. Стоило мне мимоходом упомянуть о ссоре, после которой мы не виделись почти пятнадцать лет, как он вцепился в меня мертвой хваткой и не отставал, пока не вытянул из меня эту историю, к тому же во всех деталях.
— Стало быть, это и был ваш первый любовник?
— Ну… в общем, да. Хотя назвать его любовником как-то язык не поворачивается.
— Но ведь вы с Мин поссорились именно из-за него, верно? Так что придется называть вещи своими именами.
Я постаралась пропустить его замечание мимо ушей и принялась рассказывать, как жизнь столкнула нас снова спустя пятнадцать лет, как мы помирились и что произошло потом.
— Роберт, — задумчиво протянул Чарльз, — заложник собственной совести. Взялся за дело, которое явно ему не под силу, и живет в доме, который слишком велик для него. А у него, к несчастью, не хватает мужества что-то изменить.
— Ну, вы несколько преувеличиваете. Не думаю, что все так ужасно, как вы говорите. К тому же они с Мин счастливы вместе. Хотя он чем-то напоминает Гамлета… современного, конечно, — такой же мрачный.
— Честно говоря, последний раз я читал Шекспира еще в школе. Но насколько я его помню, да… похож.
— Вы не любите читать?
— Люблю. Но только не романы. Предпочитаю биографии или записки путешественников. Исторические хроники. Иначе говоря, то, что относится к реальным событиям, а не является плодом чьей-то фантазии.
— Помнится, это Карлейль когда-то сказал, что история — всего лишь вытяжка из сплетен и слухов. А биография — умелая подборка полуправды и полулжи. Все, что написано на бумаге, — уже выдумка. А беллетристика, в особенности хорошая, конечно, это правда, но только в рамках домысла.
— Ну вот, теперь вы станете читать мне лекции. Ого, вижу в глазах уже горит педагогический огонек! Впрочем, конечно, вы правы. Ладно, тогда можете считать, что я предпочитаю, так сказать, литературу, в основе которой лежит сухое изложение фактов. И вот вам факт первый: я нахожу вас необыкновенно привлекательной, Диана. А факт второй состоит в том, что через… — Чарльз кинул взгляд на часы. — …Меньше чем через четыре часа я улетаю в Южную Африку.
— А мне уже пора обратно в Вестон-холл, — поспешно пробормотала я.
С губ Чарльза сорвался смешок.
— Вы меня не так поняли. Я вовсе не предлагаю вам подняться наверх и заняться любовью. Просто до отъезда мне нужно еще заглянуть в паддок — посмотреть лошадей — и сделать кучу телефонных звонков. К тому же мне известно, — он накрыл мою руку своей, большой и сильной, — что вы… скажем так… очень робкая. Вы согласны?
— Не спешите с выводами, — буркнула я, выдернув свою руку. — Держу пари, вы уверены, что стоит вам только свистнуть, — и женщины толпами кинутся к вам со всех ног, теряя на бегу тапочки!
— Хотите упрекнуть меня в излишнем мужском тщеславии?
— Вы угадали. Вероятно, так оно и есть.
— Вероятно! — фыркнул он. — Ваша хваленая английская вежливость! Не хотите говорить прямо, поскольку вы у меня в доме и сидите за моим столом. Я угадал?
— Я вообще не люблю ссориться. И не люблю никого обижать.
— А я, значит, обидел вас, когда предположил, что секс внушает вам только страх? — Чарльз снова нежно, но крепко сжал мою руку в своих. — Простите, Диана. Больше я не стану вас дразнить. Но я знаю, как подобрать ключик к вашему сердцу. Знаю, как доказать вам, что мне можно доверять. Горас!
