Я стараюсь не позволить фантазии разыграться, но, греясь на солнце в его лодке, завернувшись в его рубашку и держа на руках его сына, я чувствую себя частью его жизни. Это прекрасное ощущение, хоть оно и вызывает боль.
18
— Можешь говорить?
— Все чисто, Клео. Слушай, если б ты знала…
— А-а-а-а-а-а! — визжит она, перебивая меня.
— Что? — Я падаю на кровать.
— Гарет приходил сегодня! — Она почти поет от счастья. — Я пыталась раньше позвонить — где ты была?
— Прогуливалась, — говорю я. Мне не терпится выслушать новости — моя история про Мисс Мокрая Футболка подождет. — Давай.
— Ну, было около пяти. Я стояла у фонаря для просмотра слайдов и морально готовилась к еще одному без Гаретному дню, как вдруг он входит — весь такой сияющий, что я уронила коробку со слайдами!
— Где он был?
— Я не успела спросить. Он очень спешил. Он отдал мне пленку и сказал, что зайдет в воскресенье с кучей одноразовых фотоаппаратов, с которыми надо управиться за час. Я напомнила ему, что в воскресенье мы закрываемся в четыре, и он сказал, что придет после обеда. Дождаться не могу!
— Но ты же не работаешь по воскресеньям…
— В этом-то и вся прелесть! Я дождусь его, потом заполню бланки — я думаю, будет не меньше шести фотоаппаратов, а это значит — шесть разных конвертов, так что у меня будет достаточно времени, чтобы его разговорить.
— А что ты ему скажешь?
— Забавно, что ты спросила. У меня есть несколько подробных сценариев — скажешь, какой лучше?
— Хорошо.
— Первый: я невзначай говорю: «Интересно, на что люди тратят тот час, пока проявляются их пленки, может, мне провести исследование на эту тему?», а он отвечает: «Я собирался посидеть в пабе!»
— Откуда ты знаешь? — вмешиваюсь я.
— Погоди! Итак, он говорит: «Я собирался посидеть в пабе!», а я говорю: «Знаешь что, у меня сейчас перерыв — если угостишь, я попрошу, чтобы с твоими пленками управились за полчаса».
— О, это мне нравится — игриво. И при этом ты демонстрируешь свой профессиональный авторитет.
— Не слишком прямолинейно?
— На грани. Что у тебя еще?
— Я говорю про исследование, а он отвечает: «Я как-то об этом не подумал — предложения будут?» А я говорю: «Как раз собиралась на перерыв. Я знаю, где тут подают самые пышные кафе-лат- те в городе, могу показать, если хочешь».
— Кажется, я видела это в каком-то фильме.
— Вот и я сомневаюсь. А если: «Я собираюсь на Ривер Айленд подобрать брату джемпер — не поможешь? Он как раз твоего роста».
— Прозрачный намек на желание его раздеть.
— Ой.
— Заметь… — У меня перед глазами всплывает сцена, как Люка наряжал меня в мятно-зеленый костюм. — Может и сработать.
— Я просто хочу оказаться вместе с ним в ситуации, где между нами не будет прилавка!
— А что там было на его пленке?
— Никаких пляжных снимков — их он, наверное, принесет завтра. Обычная вечеринка в городе, толпа парней отрывается по полной.
— Есть на что поглазеть?
— Полное затмение.
— Что у него за приятели?
— Он — лучше всех, — уверяет Клео.
— Ты узнала бар, в котором они были? Мы ведь тоже можем туда…
— Что? — фыркает Клео.
— Если бы ты знала, куда он обычно…
— Ты ведь терпеть не можешь бары!
— Я терпеть не могу толкаться в очереди за выпивкой, когда некуда присесть и когда тебе проливают ликер на замшевый жакет. Но если это уютное местечко, где можно спокойно усесться у барной стойки и заказать «Беллини»…
— Ну, в «Пьяном драконе» по понедельникам никого, и у них есть персиковый «Баккарди Бриз», если это тебя устроит!
Действительность неприглядна.
— Я думаю, тебе следует завтра рискнуть.
— Правда? — Клео мечтательно вздыхает.
— Определенно. Что ты теряешь?
— Как жаль, что тебя здесь нет!
Я хочу сказать: «Мне тоже жаль», но язык не поворачивается.
— Как прошел третий день в аду? — интересуется Клео.
Я вспоминаю пикантное и богатое событиями путешествие на лодке вокруг острова, прелести и опасности Лазурного Грота, вспоминаю, как Люка ерошил мне волосы, а Ринго спал у меня на руках, вспоминаю неспешную прогулку обратно в «Луну» с Софией и мамой, где нас на террасе ждали коктейли. Закат был неописуемый — вихри и кляксы розового с золотым, как будто художник на небе, как на палитре, смешивал краски.
— Тоска зеленая. После ужина мама заставила меня сходить с ней к покойному дедушке домой, чтобы разобрать его личные вещи, — говорю я.
— Ночью? Жуть! — Клео ежится. — Нашли что-нибудь интересное?
— Ну, была одна вещица…
Мы провели в его доме уже час, и я нарадоваться не могла, что София отправилась вместе с нами — благодаря ей мне не надо было изображать интерес всякий раз, как мама заводила речи вроде «Именно здесь я когда-то…» или «Это был папин самый любимый…».
Перед тем как протянуть ноги в шитых на заказ ботинках, Винченцо довольно скрупулезно навел у себя порядок. Маме предстояло решить, какую именно посуду, какие украшения, комплекты запонок и тому подобное она хочет оставить, а что она считает ненужным. В какое-то мгновение я ей позавидовала — мне осталось от отца куда меньше осязаемых воспоминаний. Собственно, их было два — доска для «Скрибл» и старый галстук.
Мама чуть не расплакалась, когда открыла сундук и обнаружила в целости и сохранности все свои детские игрушки, которые ей пришлось здесь оставить. Достав мятого плюшевого мишку, она уже собиралась закрыть сундук, но тут я заметила коричневый бумажный сверток, на котором было написано «Роза Мареска, 8, ВиаТринита, Равелло».
Я протянула руку и достала его. Мама посерьезнела. Наверное, она опасалась, что в меня сейчас вселится бабушка Кармела и я голыми руками порву на мелкие куски и сверток, и его содержимое. Но у меня была идея получше.
— По-моему, мы должны проследить, чтобы Роза это получила, — спокойно сказала я.
— Да, — согласилась мама и попыталась забрать у меня сверток. — Отправим его по почте.
Однако сверток я не отпустила. — Мы не знаем, что там внутри — может, что- нибудь ценное. Не стоит отправлять его по почте. Давай отнесем его сами — Равелло ведь недалеко, правда?
Мама почувствовала себя неуютно.
— Ну, надо на пароме доплыть до Амальфи, потом сесть на автобус…
— Я отправляюсь туда завтра.
