Он хохотал, как хохочут над удачной шуткой, даже четки уронил, и они янтарной струйкой стекли на дорожку. Я смотрела на священника, недоумевая, ни тени обиды не шевельнулось во мне, хотя я не могла понять, над чем он смеется. Не надо мною – это я хорошо понимала.
Наконец отец Реми оборвал смех и вытер выступившие слезы.
– Каким же я был глупцом! – сказал он. – Слепым глупцом!
Он поднялся и взял меня за плечи, поднимая тоже, притиснул к себе и тут же отодвинул, глядя мокрыми сияющими глазами. Влага блестела в морщинках и на ресницах.
– Вы чудо, Маргарита, – сказал он, – да вы хоть сами знаете, какое вы чудо?
– Нет, – я покачала головой, все еще не понимая, к чему он клонит.
– Ладно. Ладно. Потом вам расскажу. Пока же слушайте меня внимательно. Готовы ли вы мне довериться?
– Да я уже доверилась вам, отец Реми, – я чувствовала себя опустошенной. – Я так давно никому не доверялась.
– Вот и хорошо, девочка моя, тогда слушайте. И не смотрите сурово, вам не придется меня убивать, ведь тайну исповеди нарушать нельзя ни словом, ни действием, – он усмехнулся. – Где вы собрались с виконтом венчаться?
– В часовне у него дома. Свадьба намечалась пышная, но венчаться мы хотели скромно, а гости подождут в столовой и станцуют на балу. Да теперь, наверное, там, в часовне, нельзя; отец говорил, что, скорее всего, договорится со знакомым священником в церкви где-то неподалеку.
Отец Реми кивнул.
– Домашняя часовня никак не подходит. Что за ерунда – выдавать графскую дочку за виконта, да в обгорелой комнатушке! Нет, будет по-другому. Пойдете сейчас к отцу и скажете ему, что желаете выйти замуж в часовне Святого Людовика, и никак иначе. Это в предместье Фобур Сен-Жермен, на холме Святой Женевьевы, рядом с Маре. И еще скажете: желаете, чтоб вас с виконтом обвенчал я.
– Я даже не знаю, где это, – сказала я обескураженно.
– Неважно, зато я знаю. Туда вместится человек сто, так что можно в гостях себя не ограничивать. Скажите, что переосмыслили бытие, возжелали праздника, дабы отвлечься от скорби, и хотите снова свадьбу побольше. Приглашения разослать никогда не поздно. Капризничайте, умоляйте, плачьте – но венчаться чтоб в часовне Святого Людовика.
И вновь передо мною стоял почти незнакомый отец Реми – деятельный, веселый, светившийся изнутри ровным жизненным светом. Мне казалось, что мы с ним уже встречались; и вот я поняла: так он мне улыбнулся, когда мы собирались танцевать вольту, когда смотрел из-под маски Доктора Грациано; когда о свободе говорил.
– Почему я должна все это делать? – спросила я. Никакая любовь, никакое сладкое головокружение не могли сбить меня с толку.
Отец Реми быстро поцеловал меня в губы.
– Не задавайте вопросов еще некоторое время. Доверьтесь мне, Маргарита, прошу вас, безоглядно доверьтесь, никакого от того не будет зла. Я обещаю вам. Моему слову – поверите?
Я глубоко вздохнула. Выбора у меня нет – рано или поздно виконт все равно окажется со мной в спальне, и я ударю его ножом, как планировала. А где венчаться – разницы нет; захотелось отцу Реми обвенчать грешницу с не меньшим грешником, соединить убийц бывшего и будущую в какой-то особой часовне – пусть так и будет. Я слишком устала от недомолвок, чтобы настаивать на ответах теперь. Мне б до свадьбы продержаться.
– Хорошо, – сказала я. – Только вы мне потом объясните.
– Непременно, дочь моя, непременно. Идите сейчас же к отцу, а потом возвращайтесь ко мне. Стану ждать вас в капелле. Придется немного нарушить правила приличия, но ни мне, ни вам это уже не страшно.
Я посмотрела ему в глаза – как грех, который он со мной уже совершал, оборачивается в нем непреклонной святостью? Вот загадка, – и кивнула.
– Не бойся, Маргарита, – шепнул отец Реми и погладил меня по щеке, – поверь своему священнику. Поверь мне. Так хочет Бог.
Глава 14. Abyssus abyssum invocat
Abyssus abyssum invocat[22]
После смерти Мишеля отец спрашивал меня, не хочу ли отложить свадьбу, когда я сказала, что нет, понимающе качнул головой и особого удивления не выказал. Моя неприязнь к мачехе, ее очевидное облегчение от смерти слабоумного ребенка, мое желание вырваться из охваченного фальшью и тоской дома – отец все это понял и не имел ни сил, ни желания возражать. Но с часовней могли возникнуть сложности.
Отец Реми меня словно заколдовал – я отправилась на поиски папеньки и нашла его в библиотеке, погруженного скорее в себя, чем в чтение книги, которую он держал в руках.
Увидев меня, отец отложил томик.
– Это ты, Мари. Садись, садись.
Мы не разговаривали со вчерашнего дня, и с какой же тоской смотрела я теперь на него! Внезапно осознав, что отмеренное нам всем время прошло, что до нашего расставания на всю жизнь остались считаные дни, я испытала острую любовь к отцу. Как будто мне взрезали сердце и трогают рану любопытным пальцем. Один только отец любит меня в моей семье, одному ему я осталась нужна. Как он станет жить, когда и меня потеряет? Непременно ему напишу, решила я. И скоро.
Я села в кресло напротив него и сложила руки на коленях. Некоторое время мы молчали; на макушке отца угнездился солнечный луч, пробравшийся в щель между портьерами. Словно нимб воздвигся, словно божественное пламя. Вот таким я отца тоже запомню – сейчас он для меня святой.
– Я хотела поговорить о свадьбе, – сказала я.
– Ах да. Конечно. – Его пальцы с большими плоскими ногтями вновь взяли томик, лишь бы что-то держать. – Я договорился с аббатом де Клуэ. Он обвенчает вас с виконтом в своей церкви, это…
– Папочка, – сказала я мягко, – вот об этом и хочу поговорить. Я сама выбрала церковь и священника. И еще я снова хочу позвать гостей. Побольше гостей.
Он удивился: до сих пор я весьма равнодушно относилась к свадьбе, выказывала радость лишь для приличия, чтоб никто меня не заподозрил. Ведь все полагали, что я влюблена в виконта де Мальмера, хотя не было на свете человека, в которого я могла бы быть менее влюблена!
– Всего десять дней до свадьбы. Что ты такое говоришь, Мари?
– Хочу, чтобы ты своих друзей позвал, пусть придут. И виконту я напишу, он уважит мое желание. А венчаться хочу в часовне Святого Людовика, что в предместье Фобур Сен-Жермен. Все это явилось мне во сне, после того как я молилась на ночь, как мне отец Реми велел.
Невинная ложь, которой так много уже накопилось в моей жизни, да черт бы с ней. Мною овладела умственная лихорадка, казалось, минуты бегут быстрее, быстрее, и я за ними не поспеваю.
Отец покачал головой.
– Все это странно, дочка. Ты уверена в том, что говоришь?
