– Да я ни слова не знаю по-турецки, – сказал Филимонов. – Разве что «секир-башка»…
– Все вы так говорите, – проворчал полковник. – Тем хуже для вас, предатели христианской веры! Перед лицом басурманской напасти наш мудрый император Рудольф приказал всем своим астрологам да алхимикам объединиться в одну штрафную роту. И поклялся, что никто из них не получит свободы, пока их чёртова наука не даст реальных боевых результатов! Вот это честно, это по-солдатски! Давно надо было так сделать, умная голова этот его новый советник…
– Какой советник? – сразу встрепенулся Филимонов, потому что болтуна следует потрошить, не отходя от кассы.
– Да этот, как его… Кукко… Вякко… Я полагаю, из финнов он, да башка у него толковая! Хоть и не военный…
– Выследил всё-таки нас, – проворчал Костя.
– А не надо Священную Империю германской нации нехристям продавать! – наставительно молвил фон Бюлов. – Вот тебя, парень, охотно взял бы любой командир, даже и в гвардию. Но нет, ты предпочёл честной солдатской судьбе и честному солдатскому жалованью грязное золото турецкого великого визиря!
– Выходит, что Куковяка нас подставил… – сказал Костя.
– Ну конечно! Станет императорский советник заниматься мелкими доносами! Да нет – доложил о вас ваш же сообщник, печально известный всей Праге проходимец Келли-Ушки-Топориком. Рассчитывал, что заслужит прощение и награду от старины Руди. Как же! Теперь сдохнет в тюрьме, потому что так предсказал ему рабби Лёв. А то, что предсказал рабби Лёв, не в силах изменить даже император. И скажу как честный солдат: и он, и вы заслужили участь подопытных крыс!
Судя по частоте употребления слов «честный» и «солдатский», полковник фон Бюлов явно намекал на необходимость взятки. Тем самым грязным турецким золотом…
Наконец конвой остановился перед сплошной булыжной стеной.
– Завязать глаза шпионам! – скомандовал фон Бюлов, дивясь недогадливости стамбульских наймитов. Ведь так легко избежать мучительной научной смерти: копьё в спину при попытке к бегству – и всё кончено! А золото поделить – честно, по-солдатски…
Но полковник не был до конца уверен в своих людях – вдруг да среди них затесался действительно честный солдат?
…Наконец повязки были сняты.
Костя Жихарев никогда не вращался в академической среде, а вот вундеркинд Филимонов сразу определил: это заседание учёного совета!
Заседавших в огромном зале с низким потолком было не меньше сотни. Одни были одеты в расшитые серебром мантии и островерхие колпаки, другие в рабочей одежде, повязанной кожаными фартуками, третьи вообще выглядели как давешние певцы-студенты.
Вдоль стен стояли столы, на которых громоздились колбы, реторты, перегонные кубы, тигельки, алембики, змеевики и прочие атрибуты Великого Делания – то есть извлечения из окружающей среды Философского Камня.
И разумеется, здесь властвовали страстный дух прогресса, аура неустанного коллективного поиска, флюиды не знающего границ научного энтузиазма, атмосфера всепобеждающего желания познать тайны Вселенной и прочая чепуха, которую обычно городят журналисты в научных обозрениях…
В особенности впечатляли настенные факелы, пылавшие то обычным, то синим, то зелёным огнём.
В общем, фауст сидел на фаусте и фаустом погонял!
Хотя многие откровенно дремали.
Главный фауст стоял за кафедрой и о чём-то горячо вещал. Увидев вошедших, он прижал палец к губам и показал рукой в сторону.
Полковник понимающе кивнул, сделал соответствующие знаки солдатам и арестантам – и почти на цыпочках повёл свою команду в указанном направлении.
В углу зала была просторная железная клетка – вроде тех, что применяются в современных залах суда (большой прогресс по сравнению с мрачным-то Средневековьем!). Прутья надёжно вмурованы в пол и потолок. Под ногами разбросано вонючее сено, а на сене дрыхнет или помер какой-то бедолага, укрытый мешковиной…
Подскочивший местный служитель отпер маленькую дверь, пропустил туда пленников и сейчас же навесил замок – по мнению Кости, несерьёзный.
Жихарев, как бывший узник князя Владимира Красное Солнышко, освоился быстро – снял телогрейку и бросил на солому.
– Хоть не в темноте сидеть, и то ладно, – сказал он и сел.
Учёные мужи зашикали на него – и обратили свой слух к оратору.
А оратор пражский говорил:
– …Ибо сказано в «Иероглифике» Ламбспринка: «В этом лесу есть животное, полностью покрытое чернотой, и если кто-либо отрубит ему голову, то чернота сойдёт с него и он приобретёт белоснежный цвет». Хотите ли вы понять, что это?
– Хотим! Хотим! Давно ждём! Давай рожай! – вразнобой заорали высокоучёные слушатели, сидящие на длинных лавках.
– Чернота называется головой Ворона, которая, будучи снята, немедленно приобретает белый цвет; другими словами, когда тучи больше не возвращаются, тело называют обезглавленным. Таковы его истинные слова…
– В точку!
– Хорошо сказано!
– Кроме того, – продолжал докладчик, – мудрецы также говорили: возьми гадюку, называемую de Rexa, отруби ей голову и так далее, то есть избавь её от черноты. Они также использовали этот парафраз, когда, описывая операцию по умножению Камня, они называли змею гидрой, у которой, если отрубить голову, на её месте тут же вырастут десять. Так сила Камня возрастает вдесятеро каждый раз, как отрубают голову Ворону, то есть его вновь делают чёрным, а затем белым, или, другими словами, заново повторяют растворение, а затем коагуляцию…
От духоты и занимательности доклада Костю неудержимо клонило в сон – тогда как ботан слушал очень внимательно.
Снился Косте и несчастный обезглавленный Ворон, и Король, которого кормят Молоком Девственницы, сваренным в три этапа по пятьдесят дней – так дремлющему у включённого телевизора видится в причудливом искажении то, что несут с экрана.
Время от времени богатырь открывал один глаз, убеждался, что оратор всё ещё продолжает, – и задрёмывал снова.
Финал доклада был довольно шумным.
– Итак, – сказал главный фауст, – я был краток. Тем не менее всё, что вы сейчас услышали, является величайшим секретом всех времён и народов, и поэтому вы все сейчас у меня умрёте!!! Я вас предупреждал!!!
С этими словами оратор бросился на кого-то в первом ряду и начал бедолагу душить – насилу оттащили и угомонили учёного.
– Во психи, – сказал Костя.
– Обычная полемика, – пожал плечами ботан.
Потом на кафедру зашёл другой докладчик – судя по молодости, кудрям и завыванию, поэт:
Кто истинной науки ищет
И знания правдивого металлов,
Того, как превращать один в другой
И трансмутировать их верно,
Тот должен уяснить весь путь,
