Михар магией владел плохо, хоть и благородных кровей, только защита и сигнальные сети в арсенале. Чародеев рядом не было, а батальон в стороне, и в деревне, судя по шуму, тоже шел бой. Значит, рассчитывать можно только на себя, и я предложил поручику:
– Давай так: я бью огнем, и идем в атаку. А здесь оставим десяток воинов, вместе с обозниками они продержатся.
– А если противник только этого и ждет?
– Не думаю. Была бы у вражеского командира пехота, она бы на нас уже налетела, момент подходящий. Так что нет. В кустах только стрелки.
– Ладно! Попробуем! Бей! А я соберу бойцов!
Магические потоки были рядом, и я зачерпнул сколько смог, на пределе своих возможностей. После чего сформировал клубок из жидкого огня и, размахнувшись, кинул его в кусты.
Получилось. Озаряя все вокруг тусклым светом, огнешар улетел в темноту и рухнул именно там, куда я его послал.
Яркая вспышка слегка ослепила меня, и огнешар взорвался. Радиус поражения у него небольшой, метров шесть – восемь. Однако он накрыл некоторых вражеских лучников, заметавшихся в панике, и поджег несколько кустов. Прекрасный ориентир, и следом я отправил второй огненный клубок.
Еще одна вспышка. Люди в кустарнике закричали сильнее, и обстрел почти сразу же прекратился, а поручик Михар отдал команду:
– В атаку!
Он рванулся в кусты первым. Я следом. А за нами несколько десятков спешенных кавалеристов.
– Господин Оттар! – Рядом появился сержант Юссир, протягивавший на ходу мне круглый кавалерийский щит с массивным бронзовым умбоном. – Возьмите!
Щит оказался у меня и привычно лег на левую руку, а затем мы вломились в кустарник. Треск веток. Хруст сучьев под ногами. Шорох опадающей листвы, сбиваемой телами людей. Крики воинов и звон стали. Все это смешалось, и трудно было понять, что происходит. Подобно другим бойцам, я ломился через кусты в сторону огня. Там находились враги, и вскоре я оказался перед ними.
Кустарник закончился неожиданно. Я выскочил на небольшой покатый холмик с чистой вершиной и оказался на позиции рубайятских лучников, грузивших на брезентовое полотнище обожженное тело своего товарища.
Они обернулись, и, хотя я не видел их глаз, наверняка в них было недоумение и непонимание. Рубайятцы не ожидали, что мы так быстро придем в себя и полезем в кусты, и это было их ошибкой. А за ошибки, как известно, надо расплачиваться. Кровью.
– Ха-а! – На выдохе, длинным выпадом я достал первого противника, обычного крестьянина.
Клинок легко проскользнул между ребрами рубайятца, и я потянул его на себя. Двое других противников, то ли охотники, то ли собиратели, оказались не трусами. Они выхватили короткие мечи и бросились на меня. На что они рассчитывали, не знаю, но шансов у них не было. Я шагнул навстречу тому, который был справа, отбил его зубочистку и наотмашь ударил ополченца в лицо, моментально превратившееся в кровавую маску. После чего отступил в сторону, уклонился от выпада второго противника, привычно принял на щит следующий удар и подсек лучнику ногу.
С криком он упал, и я его добил. Клинок опустился сверху вниз на его голову, и раздался характерный треск проломленной черепной коробки. Одновременно с этим из кустов вылез отставший Юссир, огляделся, покачал головой и с уважением в голосе сказал:
– Вы прямо зверь какой-то, господин Оттар, никого в живых не оставили.
Я не ответил, а двинулся дальше, и он последовал за мной.
Мы вышли на широкую тропу и обнаружили, что на нас валит толпа в полтора десятка вражеских вояк. Ополченцы. Стадо баранов даже льва может растоптать, я это понимал и удержать рубайятцев на пару с Юссиром не смог бы. Поэтому промелькнула мысль – отступить и дождаться подкрепления. Но в этот момент со мной что-то произошло. В голове щелкнуло, и я увидел, как в воздухе возник бледный иероглиф Смерть, с которым я был связан невидимой нитью. А еще пришло ощущение того, что где-то совсем рядом бурлит полноводная река, от нее веет свежестью и огромной магической силой. И эта сила отличается от той, которой оперировали чародеи Ирахо, но я мог ею воспользоваться.
«Что это?! Зачем?! Откуда?!» – пронеслось в голове, а подсознание в это время само потянулось к неведомой силе и стало перегонять ее в иероглиф.
– Нет! – понимая, что ситуация выходит из-под контроля, воскликнул я и усилием воли разорвал нить, связывавшую меня и древний знак.
Иероглиф Смерть рассеялся, но сила в нем уже была, и она выплеснулась на врагов, как и сержант Юссир, ничего не видевших и не понимавших. И эта смертоносная энергия, подобно дождевым каплям, опала на тела увидевших нас ополченцев, и они застыли. Секунду назад, сжимая оружие, с боевыми кличами, они неслись по тропе и были готовы нас убить. А затем все переменилось. Люди замерли, и один из них, которому досталось больше всего смертельных «дождевых капель», опустился на колени. Его лицо было искажено невыносимой мукой и страданием, настолько сильным, что он не мог даже застонать. Паралич охватил его тело, а потом он умер. Просто взял и скончался. В краткое мгновение жизнь ушла из человека, а его товарищи стали покачиваться и медленно приходить в себя.
– Господин Оттар! – услышал я голос Юссира. – Не знаю, что с ними, но этим надо воспользоваться!
– Да, – согласился я, стараясь сохранять спокойствие. – Атакуем.
Вдвоем мы набросились на рубайятцев, и мой клинок испил новую порцию вражеской крови. Удар! И голова с плеч. Выпад! И сталь пронзила грудь сжимавшего охотничий лук ополченца. Толчок щитом в лицо другого местного вояки! И бронзовый умбон пробивает его голову.
Ослабленные и ничего не соображающие ополченцы умирали, а мы с Юссиром собирали кровавую жатву. А затем появились кавалеристы под предводительством Яна Михара, и дело было кончено. Пока я бился на фланге и перекрывал тропу, поручик и основные силы нашего отряда уже разобрались с остальными ночными налетчиками. Больше убивать было некого, кто успел, тот сбежал, и мы с Михаром, оставив солдат собирать трофеи и вытаскивать трупы рубайятцев на поляну, вернулись обратно.
– Последние лучники были странными, какие-то сонные, – сказал поручик. – Не знаешь, что с ними, Оттар?
– Не знаю. – Я покачал головой.
– Да понятно, в чем дело, – вклинился в разговор Юссир. – Наверное, отвара дурманного перед боем выпили, для храбрости, и перебрали.
– Может быть, – сказал Михар и хлопнул меня по плечу: – Ты оказался прав, Оттар. Мы атаковали и победили. Славный бой вышел.
– Славный. – Я выдавил из себя улыбку, и мы вышли на поляну, где царила суета.
Ржали подраненные лошади, и стонали задетые стрелами люди. Юна Эстайн, как и положено целительнице, помогала пострадавшим, и я видел, как от ее рук, соприкасавшихся с ранами, исходило легкое зеленое свечение. Девушка была бледна и растрепана, но держалась. Значит, не белоручка, хотя избалована сверх всякой меры. Так бывает. Человек сам по себе неплох, но излишнее внимание близких может превратить его в домашнего тирана, который знает, что любое желание будет выполнено, а любая проказа прикроется старшими родственниками. Но ничего, жизнь все расставит по своим местам, и есть надежда, что красавица Юна поймет, что к чему, и сделает правильные выводы…
