Манко сразу стало так тоскливо, что он чуть не сказал: «Уволен».
Он еле сдержался, вспомнив, что бухгалтер в последнее время стал выполнять ещё и функции сисадмина, и подыскать ему замену, да за такую зарплату...
— Эту музыку, — сказал Манко, — я дома не слушаю. Только в машине.
— Понятно. Хорошая музыка. Очень, — закивал бухгалтер.
— Что тебе может быть понятно? Ты вообще помнишь, что Ленин сказал?
— Нечеловеческая музыка. Правда, он это сказал про другую...
— Да что ты говоришь! А я и не знал, — засмеялся Манко. — Так вот: дома я слушаю ту же, что и Ленин. А эту только в машине. Ладно, проехали, — сказал Манко и, выключив «Раммштайн», пропел, подражая Элвису: «Love my tender...»
Бухгалтер попробовал изобразить на лице улыбку...
Манко подъехал к флигелю на территории «Литфонда», который снимал, в принципе, не он один... Но соседей он почти не видел, а может быть, и не было уже никаких соседей... Накануне он о них подумал, когда эта тварь, кончая, стала орать... Где он её подцепил, он уже толком и не знал... На набережной? Или прямо в море?.. Загарпунил?..
Нет, загарпунил он её, уже дотащив до кровати...
Все дни перед этим Лёня не то маялся, не то мялся... Зачем-то даже вызывал сюда секретаршу... Алёна приехала, он сводил её в Тихую Бухту, трахнул по пути... И как-то быстро она ему надоела... К тому же сильно обгорела, так что и трогать её на следующий день нельзя было... Глядя, как она сидит, положив ноги в воду, на песке, под зонтиком, Манко вспомнил клип... Бека, кажется... В котором к человеку на курорт являлся его письменный стол — прямо на пляж... А в офисе, наоборот, в это время ходили в плавках и ластах... Тупая такая перестановка, да... А потом ещё тень по улице шла вертикально, а человек, наоборот, полз по асфальту...
Манко услал Алёну обратно в Харьков...
А вчера, или, точнее, позавчера... Потому что вчера Манко проснулся под вечер и отмокал в море, пока не стемнело... С удовольствием вспоминая это ощущение... Когда после шашлыков, вина и ночного купания... Которое само по себе осталось в памяти... Белым треугольником... Мелькавшим в глубине...
«Блядь, она хорошо ныряла... — вспоминал он, — след от купальника... Плыл в глубине, как электрический скат... Или отражение чайки...»
Он ловил её руками, она ускользала...
Поймал только, когда приземлились...
Как медведь лосося... в горной речке...
И потом, когда они шли в обнимку... Он всё время лапал её большую грудь... И казалось, что он тащит под мышкой огромную рыбину-блядину... Белугу-касатку...
Нет, это она его называла «касатиком»...
Вообще она была чудная — как будто пришла пешком из довоенной фильмы...
«Что же ты не нырнул за мной, касатик? — сказала она на берегу. — Моё тело было из тех же букв, что твоё лето...»
«Странные слова говорила... Сумасшедшая баба... Но при этом тело у неё такое, что... Не, давно такого не было... Просто русалка, блядь...» — думал Манко, счастливо потягиваясь...
Он шёл по выжженному солнцем парку «Литфонда» к калитке, которая вела на набережную...
И вдруг заметил в стороне от тротуара — на рыжем газоне — белую фигурку...
Доплер стоял, прислонившись к чёрному стволу с таким неприкаянным видом, что Манко — вспомнив к тому же, как прождал его накануне битый час в кафе — думал было теперь пройти мимо...
Но всё же сказал: «Здравствуйте, Пётр Григорьевич. Как ваши дела?»
Доплер ответил не сразу. Он посмотрел на Манко затуманенным взглядом, начал было что-то говорить, но ничего не сказал.
— Ну, я пойду, — сказал Манко, — простите.
— Постойте, — сказал Доплер, — можно, я с вами... Немного пройдусь?
— Конечно, — сказал Манко, — а где Лена?
— Лена... Лена, Лена, Лена... — Доплер на ходу похлопывал себя сухой веточкой по белой штанине.
— А Лены больше нет, — сказал он, — или меня больше нет, если угодно...
— Чего это? — удивился Манко. — Мне это не угодно. Её нет, так может ещё и к лучшему... А вы есть, Пётр Григорьевич. Рассказывайте, что произошло? Я, между прочим, депутат, так что мне вы можете всё говорить...
— Я шёл по набережной, — сказал Доплер голосом, который показался Лёне каким-то театральным, жеманным... Впрочем, он подумал, что слышал такой голос ещё и у тяжёлых больных...
— ... в том месте, где стоят палатки, знаете, за холмом, на холме... Несколько штук... Вот туда я забрёл, и увидел, как она...
— Что? Мне вы можете всё говорить, как врачу...
— Совокуплялась...
— С кем?
— Он подходил к нам несколько дней назад... Огромный парень — больше, чем вы... Такой, знаете... Спортсмен...
— Ну да, знаем мы этих спортсменов...
— Сексуальные фантазии вообще довольно банальны, так что это всё вполне естественно... Сначала я даже подумал, что на это не стоит обращать внимание... Молодая девушка, вы понимаете... Не нагулялась... И пусть уж лучше с этим... Живым воплощением... Чего? Я даже не знаю, чего... Воплощением плоти... У меня мысли путаются... А потом я понял, что где-то в этом месте... жизнь кончилась.
— Да вы что, Пётр...
— Нет, нет, не перебивайте меня... Я стоял и смотрел с такой возвышенности, как они там лежали и ласкали друг друга... Я наблюдал очень долгий куннилингус... Прямо как в зоопарке, а потом и коитус... Который едва не случился на берегу... Но вокруг уже были люди... И она потащила его за руку в море... И там они это делали, стоя по пояс, она на нём сидела... Я всё видел с холма... А потом снова лежали на берегу, и он её ласкал... Огромное тело, я видел, как играют мускулы на его спине... Анатомический театр... Краски: жёлтая, коричневая, лимонная... Немного лиловой... Всё это под открытым небом... И знаете, что я почувствовал?
— Пойдёмте к ним, — сказал Манко, — я навсегда отобью у этого «спортсмена» охоту...
— Я почувстовал, что это — и моё тело тоже... Понимаете? А я смотрю на это со стороны... Меня уже нет... Потому что я за это время так к ней... Что в ней теперь больше Доплера, чем вот в этом, — он взял двумя пальцами рукав, поднял свою руку, отпустил, и она безвольно упала вниз...
— Пошли, пошли, — сказал Манко, — потерпите ещё минутку, сейчас вы всё это забудете...
— Нет, — сказал Доплер, — я не забуду. И мы туда не пойдём, ни-ни...
— Ну, как вам угодно... А я вас тогда прождал час, в кафе, когда мы договорились ехать...
— Она заупрямилась, — сказал Доплер, — простите, я ничего не мог сделать... Я как раз хотел с вами ехать, не знаю, как сказать... Я серьёзно воспринял ваш рассказ... О том, что приключилось с вами на дороге... Я подумал, что с вами можно заехать в запретную область... На автомобиле... Знаете, Ульрих — герой романа Музиля — говорил, что он хочет прямо на автомобиле проехать через ту область, про которую писали туманные мистики...
