Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
Юнка улыбается еще сценической улыбкой и отрицательно мотает головой, потому что партия чужая, и знает она ее так, постольку-поскольку.
Угроза возымела действие. Юнка исключительно замечательно (по свидетельству очевидцев) отработала номер. Высоким гостям очень понравилось. Правда, их немного удивило, почему солистка в последнем, грустно-лирическом танце все время улыбается во всю пасть.
Они и предположить не могли, что у Юнки от ужаса морду лица свело. От ответственности за судьбу свою, руководителя и ансамбля в целом. Поэтому она как улыбалась сценической улыбкой, так и продолжала улыбаться еще четыре дня, гуинплен эдакий. Говорит, что во сне очень во рту сохло, а потом щеки болели.
Ну это еще мелочи, хорошо медвежья болезнь не началась. Прям во время третьего номера.
В отпуск мы с Ленкой больше не ездили, но общаться продолжали с удовольствием. Просто выяснили для себя: нам хорошо, когда каждая из нас может вечером помахать подруге ручкой и удалиться к себе домой.
Вот следующей весной, к примеру, она ж меня чуть замуж не выдала. А дело было так.
Глава пятьдесят вторая Две смерти Сары Бернар
Возьмем, для примера, существо женского пола — одна штука. Причем юное. И откуда, спрашивается, в его спинном мозгу может возникнуть идея, что склад ума у него технический? Да, в общем, ниоткуда. А почему? Да потому, что никакого другого мозга, кроме спинного, у этого существа нет, а следовательно, ума нет тоже.
Но! У меня эта мысль возникла. Может быть, я слышала ее от кого-то из бродивших вокруг меня мужчин — от папы, например. Не в смысле, что у меня такой склад ума, а в смысле, что у него. Кстати, дальнейшая жизнь внесла свои коррективы, я окончательно убедилась, что ни мозга, ни ума у меня нет, вкупе с его техническим складом.
Поэтому я благополучно отучилась первые два курса.
Летняя сессия пронеслась без особых сюрпризов — оценки были получены, зачетка подписана, июнь приближался к концу. Казалось бы, все в этой жизни хорошо… Огляделась я вокруг и поняла — я ни в кого на данный момент не влюблена, работы на июль не предвидится, стоит жара. Жара стоит, а депрессия приходит. Пришла. И я стала в нее впадать.
Вместе со мной в институте учились две моих подружки. Несмотря на разницу в расписаниях и полное несоответствие в учебных планах, мы встречались ежедневно.
И вот приехали они ко мне в гости, а я слезы лью по поводу загубленной судьбы и активно приглашаю их на похороны Сары Бернар, которая бесславно закончила свои дни в глубине моей души. Девки надо мной цинично смеются и говорят, чтобы я училась уже, где учусь, и не полоскала им мозг.
— Ага! Вы мне не верите! А спорим — если захочу, то и в театральный институт поступлю! — в жару дискуссии вырвалось у меня. (Если бы у меня был мозг, то самым правильным был бы диагноз «мозговая горячка».)
— Давай, хотим!!! — заорали эти две ненормальные.
Чего не сделаешь на спор, особенно в девятнадцать лет?
Первым шагом был поход к факультетской секретарше Ирочке, у которой я, с ощущением неизбежности, попросила свои документы.
— И зачем они тебе? — спросил этот нежный цветок, который уже лет восемь сидел в деканате и видел всяческие истории.
— В артистки пойду! — гордо сказала я (дура дурой).
— Ну вот что. Документы я тебе дам, но никому об этом не скажу. Если передумаешь, через неделю принесешь обратно.
Видимо, она ко мне хорошо относилась. Спасибо ей большое.
Да. Так вот, взяв в руки пакет, поскакала я сдавать эти документы в Институт театра, музыки и кинематографии им. Черкасова, что на Моховой. И сдала.
И первое испытание, которое мне предстояло, было испытание басней.
Несколько дней я жила в том, наверное, состоянии, в котором порядочные люди всходят на костер. Это когда уже не страшно, а из всех мыслей остается одна: «Была не была!!!» Причем именно так, с тремя восклицательными знаками.
В день экзамена две мои подружульки поперлись со мной. Болеть под дверью. Как ни странно, я до сих пор помню басню, которую тогда читала. Правда, не исключено, что с купюрами.
Ни автора, ни откуда я ее взяла — не знаю. Привожу текст.
Пик часы в лесном районе,
И трамвай летит, трезвоня.
Мест свободных нет в вагоне —
Все забито до дверей.
Львы, медведи и бараны.
Хряк — директор ресторана.
Волк с женою-обезьяной
И полно других зверей.
Вот и остановка.
Входит лань, одетая по моде.
Кенгуру, с ребенком вроде.
Тигр со старою лисой.
Издавая винный запах
И едва держась на лапах,
Вспоминая маму с папой,
К нам в трамвай залез косой.
И без всякого старанья
Он к себе привлек вниманье.
Все звериное собранье
Обернулось вмиг сюда.
Перемятая спецовка,
Из ушей торчит морковка,
На ушах — татуировка.
В общем, заяц — хоть куда.
Заяц взялся за работу —
С места он прогнал енота.
Тигр испуган до икоты,
Хряку сдвинул пятачок.
И, почесывая в ухе,
Приставал к лисе — старухе.
«Мол, пойдем ко мне, рыжуха!
Посидим, попьем чаек!»
Не стерпел волчина видный.
К зайцу подошел солидно
И сказал: «Как вам не стыдно!
Убирайтесь живо вон!»
Заяц ухмыльнулся пьяно,
Заяц так на волка глянул…
Волк с своею обезьяной
Перешел в другой вагон.
Дел наделал заяц много.
Мишку он послал. В берлогу.
Льва за кисточку потрогал —
Лев, меж тем, смотрел в окно
С небывалым интересом,
Будто лев не видел леса.
Будто старый лев-профессор
Не бывал в лесу давно.
Только, подустав как будто,
Через две иль три минуты,
Лапой пригрозив кому-то,
Заяц вывалился вон.
Как вздохнули тут соседи,
Лисы, волки и медведи.
И спокойно дальше едет
Переполненный вагон.
Читала я эту басню весело, бодро, с огоньком, потому что на спор. Нахальство выбора заключалось еще и в том, что год был 1987-й. И читать следовало Крылова. На крайний случай — Эзопа. Если честно, мне было все равно, пройду я этот тур или не пройду. Поэтому, прочитав сие произведение, я веселым Бэтменом вылетела из аудитории, не озаботившись поговорить с людями, которые меня слушали. То есть — влетела, на хорошей скорости отбомбилась и вылетела. Буквально рейд «Ночных ведьм». А вылетела, чтобы не выслушивать, как мне будут рассказывать, что у меня технический склад ума, и что творческого начала во мне они не нашли.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
