Но затем вообразил свет свечей, пляшущий на грудах золотых цехинов, восторг, который испытает, когда карта перевернется и выдаст свои секреты. Арийе сглотнул подступивший к горлу комок. Шагнул вслед за шумной толпой. Смелее. Положил руку на плечо одного из парней и засмеялся чужим нервным смехом.
— Помогите мне, юноша. Я слишком много выпил, меня не слушаются ноги, а я не хочу привлекать внимание стражников.
Глаза молодого человека, глядевшие сквозь прорези маски Арлекина, были тупы, как у коровы.
— Хорошо, дядя, пошли, — пробормотал он.
Его дыхание, подумал Арийе, могло бы разжечь лампу.
Одна минута — и они прошли через освещенный проем ворот. Сердце Арийе билось так сильно — неужели они не слышали этот стук? — что, казалось, могло его выдать. Тем не менее все кончилось благополучно и он очутился на узком мосту. Три ступени наверх, три вниз, и вот он уже в нееврейской части Венеции. Сойдя с моста, он снял руку с плеча юноши и исчез в темноте. Прислонил голову к грубой каменной стене и стоял так, стараясь отдышаться. Прошло несколько минут, прежде чем он смог продолжить путь.
Толпа затянула и завертела его. С наступлением темноты Венеция превращалась в город полуночников. Солнце садилось, и над нескончаемым праздничным потоком загорались факелы. Люди запрудили все улицы, становилось теснее, чем в Гетто. Карманники надеялись поживиться за счет облачившихся в карнавальные костюмы аристократов, а фокусники, акробаты и цыгане с медведями намеревались развлечь их. Классовые различия на время карнавала стирались. Высокий человек в маске Занни, нависший над Арийе, мог быть слугой или носильщиком, как его персонаж, но с тем же успехом мог оказаться и одним из Совета десяти.
— Добрый вечер, господин Маска, — воскликнул он.
Арийе прикоснулся к своей шляпе, и толпа снова понесла его вперед, к игорному дому — ридотто, — находившемуся неподалеку от моста. Он вошел — по виду такой же аристократ, как и все. Поднялся на второй этаж и очутился в Комнате Вздохов. Салон был убран с аляповатой роскошью. Слишком яркий свет канделябров явно не льстил женщинам в масках, предательски освещая морщины на открытых шеях. Дамы сидели на диванах, успокаивая проигравших спутников. Тут были мужья с любовницами, жены с чичисбеями, вроде бы сопровождающими, а на самом деле — любовниками. Были здесь и куртизанки, и сутенеры, и шпионы от полиции. Все в масках, уравнивающих их положение. Все, за исключением банкометов. Их звали барнаботти, обедневшие аристократы из прихода Святого Варнавы, они всегда исполняли эту роль. В одинаковых белых париках и длинных черных плащах, они стояли каждый возле своего стола в соседнем зале. Их лица были открыты и известны здесь всем.
Игральных столов было около дюжины — широкий выбор. Банкометы готовили игры бассет и панфил. Арийе спросил вина и пошел посмотреть на игру «тринадцать». Игрок сражался с банком в одиночку. Удача склонялась то в одну, то в другую сторону. В конце концов игрок засунул монеты в маленький кошелек и, посмеиваясь, пошел к друзьям. Арийе уселся на его место. К нему присоединились два других игрока. Стоя между двух высоких свечей, банкомет тасовал карты. Игроки выставляли столбики золотых цехинов. Понтер называл числа от одного до тринадцати — от туза до короля — и открывал карты, одну за другой. Если выпадала карта, которую он назвал, он забирал ставки и продолжал сдавать карты. Если же, дойдя до короля, так и не мог угадать названную им цифру, расплачивался, и право понтировать переходило к игроку, сидевшему справа от него.
Голос банкомета, начавшего партию, был тихим и ровным:
— Туз! — сказал он.
На столе появилась пятерка пик.
— Двойка!
И на стол легла девятка черв. Счет дошел до девятки, но банкомет все еще не вынул карту, соответствовавшую названной цифре. Еще четыре карты, и к золотому цехину Арийе прибавится еще один.
— Валет! — воскликнул банкомет.
Но карта, которую он открыл, оказалась семеркой бубен, а не валетом. Остались неоткрытыми две карты. Арийе смотрел на свой цехин.
— Король!
Последняя карта. Банкомет перевернул ее, и оказалось, что это — туз. Длинные белые пальцы банкомета взяли стоявшую подле него пирамидку монет. Он достал из нее один цехин, положил перед Арийе, четыре — перед человеком в львиной маске и семь монет, с легким поклоном, — перед человеком в маске Бригеллы. Тот сделал самую высокую ставку. Поскольку банкомет ставку проиграл, он переуступил свое право Бригелле. Арийе ослабил маску, утер лоб. Сунул руку в кошелек донны Рейны и положил на стол возле первого и выигранного цехина еще две монеты. Теперь его ставка составляла четыре золотых цехина. Игроки, сидевшие по обе стороны от него, одобрительно кивнули.
— Туз!
Голос, звучавший из-под маски Бригеллы, был звучным и басистым. Карта, которую он перевернул, оказалась девяткой треф.
— Двойка!
Открылся валет. Слишком рано, чтобы им воспользоваться.
— Тройка, четверка, пятерка… валет, — голос Бригеллы, казалось, становился звучнее с каждой картой, но ни одна из них не соответствовала цифре, которую он выкрикивал.
Арийе чувствовал, что сердце колотится все сильнее. Вот-вот он выиграет еще четыре цехина. При таком раскладе он быстро удвоит содержимое кошельков донны Рейны.
— Король! — загремел Бригелла.
Но карта, которую он перевернул, оказалась семеркой пик. Бригелла полез в свой кошелек и выложил семь цехинов. Его глаза блестели в прорези маски. На виду были и толстые щеки.
Партия перешла к Арийе. Он посмотрел на Льва, на Бригеллу и на барнаботти, сохранявшего непроницаемое выражение лица. Они выставляли пирамидки из монет. Бригелла жаждал вернуть утраченное и выставил на стол двадцать золотых цехинов. Барнаботти сделал скромную ставку — два цехина. Лев, как и прежде, положил четыре монеты.
Арийе ловко и уверенно перетасовал колоду. Он чувствовал радостное возбуждение, несмотря на то, что рискнул двадцатью шестью цехинами.
— Туз! — воскликнул он восторженно, глядя на яркий красный ромб бубнового туза, блестевший в свете свечей.
Подвинул к себе выигрыш. Поскольку победителем был он, то и партия оставалась за ним. Снова игроки выставили свои цехины. Бригелла рисковал двадцатью монетами, Барнабот — двумя, Лев — четырьмя.
— Туз! — выкрикнул Арийе, но карта, которую он перевернул, оказалась девяткой.
— Двойка! Тройка! Четверка! Все не то.
Когда дошел до валета, горло у него сжалось в предчувствии проигрыша. Но страсть игрока Арийе заключалась именно в этом моменте, когда страх растекался по его телу, как чернила в стакане с чистой водой. Ему нравилось это ощущение — темный, ужасный момент риска. Закачаться на краю пропасти или выиграть — вот оно, высшее наслаждение. Никогда он не чувствовал себя таким живым, как в эти минуты.
— Дама! — воскликнул он.
