Но страшно вымолвить, Дженет:
Здесь, в сказочной стране,
Приносим каждые семь лет
Мы жертву сатане;
Достойней рыцаря здесь нет:
Назначат жребий мне.
«Семь лет», — подумала я и внезапно поняла, что оказалась внутри рассказываемой истории. Мы женаты как раз семь лет… Мне стало холодно, и не просто холодно. Кто этот мальчик? Он считается сыном графа Эррола, но кто его мать? Придворная дама? Из какого двора?
Теперь все смотрели не на певца, а на Томаса, гадая, что он будет делать. Рифмач сидел и спокойно слушал, как слушал бы любого менестреля.
Как мне узнать тебя, Тэмлейн,
Как мне тебя узнать,
Когда поедет по земле
Та неземная рать?
Дай вороным пройти, Дженет,
И пропусти гнедых,
А снежно-белого хватай,
Не выпускай узды!
Вот тогда и я почувствовала, что меня захватила песня, что я думаю о Дженет и Тэмлейне, и вижу перед собой блестящую эльфийскую кавалькаду, и слышу, как звенят в ночи колокольчики на конской сбруе — в дремучем лесу, а не в нашем зале, — и тут я поняла, как много мальчик унаследовал от своего отца.
Дала дорогу вороным,
Дала пройти гнедым,
Вдруг видит: снежно-белый конь
С Тэмлейном молодым.
Музыка вдруг стала богаче, глубже, гармоничнее. Это Томас начал подыгрывать.
Они играли вместе: мальчик пел, а Томас вел основной аккомпанемент. Я никогда не слышала ничего подобного и вряд ли когда услышу.
А потом вступил сильный голос Томаса.
На землю всадника она
Стащила в тот же миг,
Плаща зеленого волна
Укрыла их двоих…
И молвит Королева Фей —
О, как была та зла —
«Из свиты царственной моей
Ты лучшего взяла!
Тэмлейн, когда бы мне понять,
Что ты уйдешь сейчас,
Земное сердце камнем стать
Заставила б тотчас».
Песня кончилась, но музыка еще продолжалась. Они играли все тот же мотив, вплетая в него все новые вариации, казалось, от начальной мелодии уж и следа нет, и все же она была тут. Ни разу музыканты не взглянули друг на друга; да им это ни разу и не понадобилось. Словно орел, кругами поднимающийся все выше и выше, а потом медленно парящий на воздушных потоках и планирующий вниз, они постепенно вернулись к основной теме, простой и без всяких прикрас. Обе арфы смолкли одновременно.
По одному, по двое люди медленно поднимались из-за столов, тихо желали друг другу доброй ночи и отправлялись к своим постелям и тюфякам, словно их сны уже начались. Мальчик глядел отсутствующим взглядом, не понимая происходящего, не зная, что сказать. Наконец он подошел к нам и просто протянул арфу.
— Нет. — Томас взглянул на него словно из неизмеримой дали. — Оставь себе.
— Но я…
— Оставь.
Томас опустил свою арфу, нет, просто уронил на пол, словно забыл о ней. Он поднялся и, пошатываясь, словно пьяный или измученный, двинулся по залу, нашел нашего Тэма, посапывающего в обнимку с гончей, осторожно поднял малыша на руки, покачал и понес в постель.
Пожелать Эрролу доброй ночи он предоставил мне.
Когда в спальню вошел Томас, я притворилась, будто сплю. Он знал, что это не так, но кое с чем даже Честному Томасу приходится считаться. Я не сердилась: может, он и об этом знал. Я думала. Я подсчитывала годы, прибавляла и отнимала. Семь лет назад он вернулся от Эльфов. Еще семь лет он провел там, и еще два — когда я его впервые встретила. Шестнадцать. Может ли этому мальчику быть шестнадцать? Когда это случилось — до или после нашей встречи с Томом на склоне холма?
В бессонной темноте все кажется возможным, чем хуже — тем вероятнее, чем чернее — тем зримей. Можно было бы потрясти его, спросить на ухо: «Что случилось? Кто он?» И спросонок Томас отверз бы уста и изрек правду.
Я молча протянула к нему руки, пробежала пальцами и ладонями по безответному телу и ласкала, пока чувства не вернулись к нему, а вслед за ними — желание, не требующее слов.
* * *
Хью Эррол застенчиво попросил разрешения войти в мои комнаты. Он хотел подарить мне кое-что перед уходом, а до приезда гонца времени оставалось совсем немного.
— В следующий раз, когда вы увидите Элизабет Драммонд, госпожа, она уже будет моей женой. И она обязательно родит мне сына. А вы приедете на крестины.
— Нет, — в комнату неожиданно вошел Томас. — Мы не приедем туда. Поэтому подарок я отдам тебе сейчас. — И он вынул простое серебряное кольцо, которого я никогда прежде не видела.
— Откуда, — начала я и остановилась по давней привычке недоговаривать вопросы.
— Рифмач, — запротестовал Эррол, — я и так получил от вас слишком много и не стоит…
— Это не тебе, — непреклонно заявил Том, — а твоему сыну, — и он положил кольцо на ладонь Хью.
Я перевела дыхание, но мир вокруг оставался таким же черным.
— Томас, — не выдержала я, — откуда ты взял это кольцо?
Он тяжело Поглядел на меня.
— Получил от Мэг, — сказал он, — семь лет назад.
Только так и мог теперь мой муж соврать мне, а я перед графом не посмела продолжать расспросы. А потом прибыл гонец из Роксбурга.
Я накормила гостей напоследок. Они ели стоя, торопясь выехать, чтобы попасть в Роксбург до заката. Я не знала, что скажу Томасу, когда мы останемся наедине.
Я поглядела на него. На миг он перестал следить за собой, и лицо утратило суровую холодность, став тоскующим и печальным. Я раскрошила свой хлеб на куски.
Эррол прижимал к себе арфу, подаренное кольцо было у него на пальце. Он стоял перед Томасом и, казалось, не находил слов. Со мной он распрощался подобающе учтивыми словами, а Тому сказал напоследок:
— Мой отец послал дары прорицателю, но я сам должен сделать подарок арфисту. — И он отстегнул от плаща золотую заколку с рубиновой головкой и протянул моему мужу. — Моя мать любила говорить, что ваша музыка зачаровывает. Но теперь я знаю не только это.
Томас принял брошь.
— Благодарю. Похвала истинного арфиста — лестна. Я буду носить это у сердца и всегда помнить дарителя.
Я не осталась даже посмотреть, обнимет ли он сына на прощание. Я спустилась с башни, прошла через весь город и углубилась в холмы, как любила делать в девичестве. Ветер ярился на открытых пространствах, колючий терн стлался у самой земли. Вдали виднелся отряд Эррола — сверкающий и призрачный, как далекая весна, он уходил в сторону Роксбурга.
Я вернулась домой, вымокшая и окоченевшая.
Томас пришел в мою комнату, когда я пыталась отогреть у огня замерзшие ноги.
