Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
– Знашь, тетка, что там? – само собой сорвалось с языка.
– Знашь не знашь, тебе-то что? Место там святое, и лучше бы вам его не касаться. Вы тут поднюйте, поночуйте, да и аргашьте себе восвояси, почто зря в глуши-то торчать? Пошли уже, пои стару тетку чаем, есть я не буду, высохла, яко лесина, соков совсем нету. Стар человек – он ровно суха палка, крепок да ломок.
Макуте показалось, что тетка, словно лиса, пытается побыстрее отвести его подальше от этого места, как от своей норы. Ох, неспроста она здесь оказалась, да и неизвестно еще, она ли это, ведь тогда, двадцать лет назад, ему определенно сказали, что всех на той заимке повыбили, а тела, чтобы не долбить могилы в мерзляке, бросили в Чертову топь, которая из-за горячих ключей в самые лютые морозы не застывала. «Вторая нежить за сутки, этого даже для меня многовато», – недоброй тенью метнулось в его голове.
Тетка не спеша, припадая на левую ногу, мирно ковыляла рядом, с виду человек как человек, только очень старый и действительно высушенный жизнью и горем. Хотя у нас издавна повелось, что жизнь и горе – если не одно и то же, то уж слишком часто вместе, никак им друг с дружкой не разминуться.
– А где же ты живешь? – неожиданно резко прервал молчание Макута, боковым зрением разглядывая невесть откуда свалившуюся родню. Он напрягся, пытаясь хоть что-то прочесть на сером морщинистом лице.
– Да недалече, на Дальнем Караташе, может, знашь? – буднично назвала она самое странное и жуткое место в округе.
Макута чуть не споткнулся на ровном месте. Час от часу не легче! «Черная гора», «Шайтан-клык», «Чертов палец», «Тот свет», «Заимка ворона» и еще с десяток таких же сумрачных топонимов обозначали одно и то же место. Находилось оно в двух днях конного перехода, представляя собой угрюмую одинокую скалу на высокогорном плато, каменистую и начисто лишенную растительности внизу, с густо поросшей вершиной, к которой вела одна-единственная тропа, более похожая на вырубленную в горе лестницу. Никто не видел человека, который бы отважился подняться туда без особой нужды, даже искатели дикоросов и старины к этой угрюмости и близко не совались.
Бывают такие места, где не только путнику, но и неразумной скотине страшно. Ржанет коняшка, застрижет ушами, недобрым нальется глаз, и тогда уж держи крепче поводья, не то в мгновение ока очутишься на каменистой земле и, если даже повезет не попасть под копыта, скакуна своего искать будешь долго, если вообще сыщешь.
К таким недобрым уголкам и относилась местность, названная теткой. По преданиям, на той горе жили ведьмы, и только самые отчаянные бабы отваживались подняться метров на триста по тропе и оставить на широком плоском камне свои подношения с написанной на бумажке просьбой о помощи. На третий день полагалось вернуться за ответом. Иногда и еда, и записка так и оставались нетронутыми, но в большинстве случаев просителя ожидал ответ в виде бутылки с водой, узелка с солью, пучками каких-то странных кореньев и трав, баночки с вязким зельем или незатейливого, обычного на вид камешка. Самые смелые охотницы, а таких всегда бывало больше, чем мужиков, обуреваемые жаждой узнать свое или чье-то будущее, а то и желавшие извести кого-то со свету, отваживались на полное безрассудство – оставались ночевать в просторной сухой пещере, что располагалась метров на сорок выше стола для подношений. Идти на ночевку полагалось голяком, в одном свободном, без всяких железных застежек, специально сшитом для этого костяной иглой балахоне. Зимой подобную одежду полагалось надевать в самой пещере, где почти всегда тлел сооруженный справа от входа очаг. Ночью в пещеру спускалась одна из ведьм, но никто вам доподлинно не скажет, человек ли это, дух в людском обличии или просто призрак. Да и вообще, о визитах на «Чертов палец» даже самые большие смельчаки помалкивали, так что Макуте было отчего призадуматься.
– Тетка, так ты что ж, одна из насельниц Чертовой горы? – после продолжительного молчания выдавил из себя атаман, продолжая украдкой коситься на родственницу.
– Много ты, гляжу, в чертях разбираешься! – обиженно возразила старуха, остановилась и, не мигая, уставилась на постаревшего племянника, потуже затянув узелок платка под подбородком. – Для вас что непонятно, все – черт! Вы ж только свой страх Богом и почитаете. Чего боитесь, тому и молитесь! А вот в нашем дому отродясь никаких чертей не было, потому как мы Богу угодны. Только от ваших богов наш шибко отличается! Я тебе боле скажу, мот, ваши-то боги чертями-то и являются, и это вы – поганцы языческие, а мы как раз в истинной вере пребываем. Так-то! – Тетка замолкла и, довольная собой, зашагала дальше.
– Да погоди ты, старая, за тобой не угонишься! Давай вот присядем, – смахивая несуществующие соринки с отполированного вешними паводками полутораобхватного бревна, предложил Макута. – Ты мне по-родственному кое-чего разъясни. Ты же старейшая в нашем роде.
– Нешто тебе, лихому атаману, бабьи мозги понадобились? – явно польщенная, бочком присаживаясь, буркнула старожилка. – Да знаю я, чего ты у меня выведывать начнешь...
– Ты мне наперво, мать, ответь, с чего это ты в такенную даль к водопаду приперлась, видать, ежели пешью, дня три топала?
– Через горы напрямки, да по пещерным лазам оно и в день управиться можно. А что делала? Так вестимо что – за водой пришла, как раз последний бурдюк наполнять и шла, когда твой мордворот мне путь-то застил. Сосудину в куст насилу успела сунуть, остальное сам видел.
– Не далече ли за водицей ходить? Ежели мне память не отшибло, у вас там с горы ручей скатывается. Студеный такой, ажник зубы ломить!
– Скатываться-то скатывается, а для нашего дела вода та негожа. Похлебку какую сварить, отвар запарить на ней можно, а настоящие леки из ней не выйдуть, и для прорицаниев негожа.
– Чем же эта вода от той отличается? – гнул свое бей. – Я и ту и другую пробовал, большой разницы не узрел. А здеся, – он махнул на шумящий справа водопад, – и вовсе все детство пробарахтался, как поросенок.
– С виду да на вкус всяка водица подобна, – с нотками учительства отвечала тетка, – а незримо-то большое между ними различье, така вода только в этом месте и боле нигде. Так что хошь не хошь, а таскать приходится...
– А это не оттого, что тут вход в Шамбалу? – как ему казалось, совершенно спокойно перебил тетку атаман.
– Может и оттого, – в тон ему отозвалась тетка. – Только она вскорости вновь сокроется, сторона эта заповедна...
– Кто?
– Дыра живая, что в Беловодье ведет. Недолго уж осталось, око туманиться зачало, прожилки пошли, скоро совсем посереет, – грустно, как непреложный факт констатировала старушка. – Когда вновь отопрется, одна Белуха и знает!
Малюта слушал чуть ли не с открытым ртом. Слушал и ушам своим не верил.
– А отчего она вскрылась, эта дыра? И главное, когда это сталось?
– Давно, может, уже с год. Да не всякому она открытой-то видится. Можешь рядом днями ходить и ничего не узришь. Тут боле на внутренний взор надо полагаться. Стары и знающи люди сказывают, может, раз в сто лет облегчаются входы в тайные лазы, и послы от Неведомых к нам извергаются, глядять, значит, как мир живет: лучшей ли, хужей мы сделались, приспело ли время открыться для ученичества нашего...
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
