Эдик плюхнулся на табуретку и схватился за голову. Надежде не было нужды спрашивать, что с ним. Эдик всегда, сколько она его помнила, носил черные вельветовые джинсы. Разных моделей, разных фирм, но непременно черные и вельветовые. Даже на свадьбу их надевал.
- Ты помнишь, кто еще в тот вечер был в черных штанах? И в черных ботинках? спросила она быстро.
- Да, - простонал он. - Базиль был в черном костюме и белой рубашке, мы еще шутили насчет смокингов. Дескать, не рассылал ли Джованни приглашения с припиской: "форма одежды - вечерняя"? Джованни был в черных джинсах. Эжен всегда одевается одинаково - в черную кожу. И обувь у всех нас была черная.
- Так, все сходится. Ты, Базиль, Джованни, Эжен - четыре человека. Мужчины. Базиля и Джованни мы уже отбросили в прошлый раз. Значит, остается Эжен. Тем более что и тот, с пистолетом, кажется, был в черной коже. Я не уверена, но похоже на то.
- Боже, но почему?! У Эжена, конечно, вид немного инфернальный, но он вполне приятный парень. Несчастный только. Его жена бросила, а он - однолюб. Третий год в депрессии. Зачем ему понадобилось убивать этого качка? А Ирен? Он к ней всегда хорошо относился... И она к нему. Рассудком он, что ли, повредился?
Зазвонил телефон. Надежда сняла трубку.
- Да?
- Простите, можно Эдуарда к телефону? - спросил женский голос.
Надежда часто шутила, что могла бы выжить и без разума, за счет одних инстинктов. Они срабатывали у нее молниеносно, гораздо быстрее, чем включалась мысль. Вот и сейчас, она еще не успела осознать, что означает этот звонок, когда услышала собственный равнодушный голос:
- Вы ошиблись номером.
И только потом, уже нажав на рычаг, почувствовала, как кровь отливает от лица.
- Эдик, ты говорил кому-нибудь, где тебя искать?
- Нет. Я вообще никому не сказал, что собираюсь скрываться. Жена в отъезде, родители тоже. Думал позвонить своим девочкам на работу, но так и не позвонил. Что бы я им сказал? А что, это меня спрашивали? Не может быть. Наверное, действительно ошиблись номером.
- Думаешь? - спросила Надежда с сомнением. - Вот что. Позвони-ка сейчас кому-нибудь из своих хороших знакомых, лучше - не связанных с работой, и спроси, не интересовался ли тобой кто-нибудь.
Эдик хмыкнул, но достал из кармана записную книжку и придвинул к себе аппарат.
- Алло, Женька? Привет, это Эдик... Что?.. Дама, говоришь? Нет, понятия не имею... Да, странно... Извини, я тебе попозже перезвоню. - Он положил трубку и затравленно посмотрел на Надежду. - Чертовщина какая-то! Откуда убийца - Эжен или кто угодно другой - может знать телефонные номера моих друзей? Твой, Женькин? С тобой мы целую вечность не виделись и не разговаривали, с Женькой я два раза в год езжу на рыбалку...
- Записная книжка, - подсказала Елизавета.
И Надя, и Эдик вздрогнули - они совершенно забыли о ее присутствии.
- Но записная книжка при мне, - медленно произнес Эдик. - Не мог же он скопировать ее заранее, он же не знал, что я планирую исчезнуть!
- Она у тебя единственная? - спросила Надежда.
- Дома есть другая, стационарная. Ты хочешь сказать, что он влез в мою квартиру?
- Не исключено.
Эдик криво усмехнулся.
- Ни фига себе целеустремленность! Вот это, я понимаю, жажда убивать! Нет, он точно псих. А баба откуда взялась? Маньяк с сообщницей - это что-то новенькое.
- Баба может ни о чем не догадываться. Мало ли под каким предлогом он попросил ее помочь!
- И что мы теперь будем делать? Не ровен час, этот одержимый по квартирам пойдет, станет соседей расспрашивать, подслушивать под дверью со стетоскопом.
- Мы должны перейти в наступление! - бесстрашно заявила Лиска. - Давайте сами подстережем вашего Эжена, скрутим его и поговорим начистоту.
- Вообще-то, мысль интересная, - одобрила Надежда. - Если застичь его врасплох, то вполне можно скрутить. Особенно вдвоем; втроем, к сожалению, не получится - кому-то из нас придется остаться с Мишуткой. Но вот на похороны я вас завтра не пущу. Иначе неизвестно, кто кого застигнет врасплох. Он наверняка будет вас там поджидать.
16
Разумеется, из-за этих самых похорон они проспорили полночи. Надежда убеждала, урезонивала, заклинала, кричала и даже всплакнула под конец. Эдик, со своей стороны, устроил целое драматическое представление. Другая на ее месте десять раз почувствовала бы себя трусливой подлой тварью, подзуживающей благородных героев плюнуть на честь и верность живота ради, и отступила бы, но Надя только воодушевилась: раз в ход пошли котурны, стало быть, рана, вызванная утратой Ирен, не смертельна. Накануне, например, Эдик не играл - слишком уж жалким и некрасивым выглядело его горе. А когда горе выглядит жалким и некрасивым, это значит, что оно всепоглощающее, что у человека просто не остается сил и желания думать, как он выглядит в глазах других. В случае Эдика это тревожнейший симптом, сравнимый разве что с появлением трупных пятен. И когда он, завернувшись в тогу благородного негодования, наэлектризовал атмосферу до появления эльмовых огней, у Надежды настолько отлегло от сердца, что она исполнила свою партию едва ли не с большим блеском, чем сам маэстро. Елизавета только хлопала своими серыми глазищами, на них глядючи. Но в конце концов именно она произнесла решающее слово, и это слово, к Надиному удовлетворению, склонило чашу весов к здравому смыслу.
- Знаешь, Эдик, когда умерла Анна Сергеевна, Таська - тогда еще Таська, не Ирен - не хотела идти на похороны. Я ее чуть ли не силой заставила. Помню, она говорила: "Моя мама где угодно, только не в этой напомаженной ледышке". Мне тогда ее слова чуть ли не кощунством показались, а сейчас я ее понимаю. Тася у меня здесь. И здесь. - Лиска коснулась сначала груди, потом виска. - А там, она неопределенно махнула рукой, - произведение морговских визажистов. Оно даже не похоже будет на Ирен. Я собиралась на похороны только из чувства долга. Из чувства долга перед Ирен, перед ее памятью. Но, если бы мы могли спросить ее саму, она поддержала бы Надю. И весьма энергично. Мне кажется, я даже голос ее слышу. - И она произнесла неожиданно низко, с хрипотцой: "С ума сошли, братцы-кролики? Только попробуйте у меня! Надо же - подставлять свои глупые головы под пули благопристойности ради!"
Судя по тому, как дернулось лицо Эдика, имитация была убедительной. Надежда поспешила закрепить преимущество.
- Мы же не станем ей перечить, правда?
Вот так и вышло, что в пятницу они вместо кладбища отправились к Эжену устраивать засаду. То есть отправились Эдик с Надеждой, а Елизавета осталась дома присматривать за Мишуткой и выполнять роль страхового полиса. Нельзя сказать, что такое распределение ролей ее обрадовало, но здравый смысл, безусловно, был Лискиной сильной стороной, поэтому она не спорила.
План операции принадлежал Эдику.
