94.
Лиса посмеялась из вежливости. Это, конечно, трудно совместить: Лиса и вежливость, – но вот оказалось, что и такое бывает.
95.
Всё плохое когда-нибудь заканчивается. И начинается чудовищное…
– Значит так, – я раскрыл «портсигар» дока. – Написано, что яд надёжный, безболезненный, действует через полчаса. Угощайтесь.
– Уколы, что ли? – поёжился и поморщился Люба. – Да ну их. Всю жизнь мечтал – подохнуть от укола…
– Нет такой чистой и светлой мысли, которую бы русский человек не смог бы выразить в грязной матерной форме… – вздохнул Фест. – Самая страшная смерть – от укола в жопу. Вот такой иголкой. Меня эта картина преследовала с детства…
– Ребята, – сказал я. – В сущности, у нас выбор одного из двух: либо разделиться на команды, либо один на один, по жребию. Третьего я не нахожу.
– А чего? – сказал Спам. – Я согласен. По-любому. Хоть приколемся малость…
За командный бой высказались Скиф, Люба и Спам. За поединки – Лиса, Фест, Пай и Гудвин.
– Сейчас я напишу памятку, что делать последнему, – сказал я. – Собственно, три действия, главное, их надо выполнить в правильной последовательности…
(Надо было: взорвать лифтовую капсулу, ведущую в отсек обслуживания ракет, затем остановить генератор и открыть подачу газа в объём станции (холодное вскрытие магистральной трубы подготовлено, воспламенения газа при этом произойти не должно) – и, наконец, через какое-то время произвести подрыв двигателей ракет. Если Спам всё сделал правильно – а до сих пор он на моей памяти не лажался, – то по стволу шахты лифта, как по орудийному стволу, в помещение станции ворвётся несколько тысяч кубов раскалённых газов, подпёртых столбом воды под давлением восемьсот килограммов на квадратный сантиметр; понятно, что когда вода достигнет станции, давление упадёт, но не сравняется с внешним – за счёт довольно большой инерции потока; если я посчитал как надо, то даже без ракетного пламени, за счёт одного только сжатия, газ, заполнивший помещения станции, воспламенится – как в дизеле. А за счёт подпора воды снаружи станции стены удержат взрывную волну лишних две-три секунды, обратив её внутрь объёма; несколько серьёзных взрывпакетов помогут разрушить внутренние перегородки и раздробить трупы…)
– Может, командир, мы тебя просто назначим последним? – предложил Пай. – А то я, например, боюсь, что могу и перепутать…
– Он просто не все буквы знает, – сказал Спам.
– Нет, – сказал я. – Если играем, то все. Давайте сюда номера…
На стене висела полочка, на полке стоял цветок в красивом горшке. Лиса вынула из горшка другой горшочек, поменьше – в нём-то и рос цветок, вся эта система имела какое-то название, я забыл, а спрашивать Лису не хотелось (кашпо это называется, кашпо, если кто не понял…) – и в это самое кашпо мы сложили наши личные жетоны.
Я сунул руку в банку…
96.
Номер первый – Гудвин.
Номер второй – Скиф.
Номер третий – Пай.
Номер четвёртый – Лиса.
Номер пятый – Люба.
Номер седьмой – Фест.
Номер восьмой – Спам.
Номер шестой – док, но он в лотерее не участвует…
Жетоны абсолютно одинаковы, номера под пластиком. Но с обратной стороны нанесён штрих-код. На пластик. Горячим способом. Поэтому – чуть-чуть рельефный…
Когда я складывал жетоны в банку, то прошёлся подушечкой пальца по штрих-кодам. С этого момента я знал, где чей жетон.
(Да, раньше так не умел. Теперь научился. Наверное, я научился ещё многому другому…)
– Ну, не тяни же, командир, – сказал Фест. – В смысле – тяни.
Я вытянул.
– Первая пара – Фестиваль и Гудвин! – голосом спортивного комментатора раскатил я известие. – Весовая категория смешанная, выбор оружия произвольный…
Не мог я его отдать другому. «Встретишь Джавдета – не убивай его, он мой…»
– Без меня главный – Скиф.
И встал.
– Лиса, помоги…
Она расстегнула мне неудобные застёжки броника. Я стряхнул тяжесть на спинку стула, с хрустом потянул назад плечи.
– …И попаду в конце посылки. Начнём, однако ж.
Фест тоже разоблачился, попрыгал.
– Начнём…
97.
Потом он сказал:
– Подожди. Десять минут. А? Ребята, десять минут?
– Если ты чувствуешь появление в себе особой нечеловеческой хитрости, – сказала Лиса, – то, может быть, мы тебя просто пристрелим?
– Нет-нет. Никакой хитрости. Никакой особой хитрости. Лиса, хочешь, я покаюсь? Я побоялся идти воевать с крысами и остался тут, я струсил, Лиса. Но это уже прошло. Нет, это другое. Спам, Спам, ты мне поможешь?
– Тебе уже ничто не поможет, гуталин.
– Спам, ну ведь ты же киргиз?
– На четверть.
– Да всё равно. Четверть, треть… Я хочу принять ислам.
– Чего?!!
– Хочу принять ислам. Расскажи мне, что надо делать. Я читал Коран. Я там со всем согласен. Я хочу стать мусульманином, вот-те крест!.. Прими меня, а?
98.
Спам принял Фестиваля в ислам. Это заняло у них семь с половиной минут. Фест даже не пикнул, только зашипел сквозь зубы. Спам наложил ему маленький аккуратный тюрбанчик, полюбовался работой и вздохнул:
– Вот ведь почти шедевр. А хули толку?
99.
– Командир, – сказал Скиф, – давайте вы с этим дервишем пропустите пару, а там посмотрим? Ребята не возражают.
Я сделал вид, что сомневаюсь. Потом позволил себя уговорить.
– Ставьте сюда этот горшок…
Я вытащил следующую пару: Скиф и Пай. Если бы на бой принимали ставки, Пай был бы фаворит: в рукопашной, просто в ближнем бою, один на один, Пай превосходил Скифа. И только я знал, что Пай уже умер – там, внутри себя.
100.
Они тыкали друг друга ножами в тёмном коридоре (вернее сказать, пытались тыкать: Пай как правоверный буддист успел проститься с миром и теперь только хотел, чтобы Скиф его поскорее прикончил, а Скиф настаивал на честном бое, и они чуть-чуть поборолись, пока Пай не наделся сердцем на Скифов нож, чем довёл беднягу до нервного срыва), а я, сидя на неудобном стуле (потом оказалось, что я отсидел ногу) вдруг отрастил себе какой-то внутренний глаз с дополнительной фарой – и теперь стремительно пробирался по тёмным загромождённым коридорам моей (оказывается, огромной!) памяти. Наконец я нащупал в темноте три интересные точки и теперь ходил от одной к другой, высвечивая их и понимая, что вот-вот просеку какую-то самую главную фишку и что-то этакое придумаю.
