Книга Тени черного леса - Алексей Щербаков

11 июля, окрестности Варшавы

Ковалевский, сволочь такая, выбрал себе очень подходящее место для проживания. Он жил в небольшом домике с мезонином в поселке, расположенном в двадцати километрах от Варшавы. Глядя на улицу, на которой располагалось его жилье, можно было подумать, что никакой Второй мировой войны и в помине не было — так все тут было мирно и благостно. Хотя добраться сюда пришлось через временный мост, наведенный рядом с уродливыми обломками бетонных быков. Да и дорога была такая же, как и всюду в Восточной Европе — одно воспоминание от асфальта, которым она была когда-то покрыта. А вот на данной улице даже росли цветочки на клумбах. Видимо, в этих местах проживало какое-то нацистское начальство — больно уж тут было все ухожено.

Команда Мельникова была сюда вызвана людьми Мысловского, которые сообщили: Ковалевский прибыл до дому, до хаты, а, кроме того, к нему подъехал гость.

Теперь Еляков стоял на главном наблюдательном пункте. Из его мансарды жилище Ковалевского великолепно просматривалось.

Команда подъехала переулком к наблюдательному пункту — дому, находящемуся неподалеку от объекта. Дом был расположен чуть выше по склону, так обзор отсюда должен быть великолепный. Копеляна и шоферов расположили внизу — осуществлять ближнее наблюдение. Еляков, Мельников и Мысловский забрались по крутой и ворчливой лестнице в мансарду. Там находился еще один товарищ — угрюмый дядя лет сорока с квадратной челюстью. Габариты пана были настолько внушительны, что даже Сергей на его фоне смотрелся весьма скромно. Еляков только лишь глянул на этого человека, сразу почувствовал нечто родное. Судя по некоторым признакам, этот тип — явно был один из тех поляков, которые, в отличие от большинства местных товарищей, собранных с бору по сосенке, проходил обучение на родине Октября в одной из спецшкол НКВД.

Человек внимательно глядел на объект в морской бинокль устрашающих размеров.

— Посмотрите, товарищ капитан. — Он протянул свой зрительный аппарат Елякову. Незнакомый польский чекист явно демонстрировал, что он — не то что эти салаги из ОРМО.

Капитан обозрел окрестности в бинокль. Да уж, лучшего места для наблюдения было просто не придумать. С холма нужное здание было как на ладони. И в то же время — оно было расположено достаточно далеко, чтобы суета на наблюдательном пункте не привлекала внимания клиентов.

Итак, Еляков оглядел местность. Картина наблюдалась следующая. Возле объекта притулился «опель-кадет». Как уже было известно капитану, на нем ездил Ковалевский. Рядом с ним находилось нечто посолиднее — тоже «опель», но уже в капитанском[43]чине. Окно гостиной ярко горело — и, к счастью, никаких признаков штор не имелось и в помине. Так что внутренность большой комнаты, обставленной как дурная пародия на охотничью хижину — со множеством оленьих рогов и прочими подобными атрибутами — просматривалась великолепно. Внутри за большим круглым столом расположились двое. Один был низенький, толстенький и лысоватый, одетый в добротный английский костюм. Другой — среднего роста альбинос с невыразительными лицом.

— Кто второй? — бросил Еляков через плечо.

— Один из работников нашей конторы, Станислав Клаха. Мы на него давно косо смотрели. Понабрали в органы безопасности всякой сволочи… — доложил сквозь зубы по-русски могучий дядька. Ему явно было стыдно за провинциальный уровень своей спецслужбы. Он-то не знал, что когда после революции создавалось наше ЧК — так оттуда разнообразную мразь вообще можно было сачком вылавливать. Сколько лет пришлось наводить порядок и скольких отстрелить…

Наблюдаемая парочка в комнате явно вела между собой весьма эмоциональный диалог.

— Интересно, о чем у них такая бурная дискуссия? — пробормотал Еляков.

— Разрешите, я попробую подобраться под окна! — загорелся Мельников.

Капитан хотел уже на него цыкнуть за излишнюю самодеятельность, но не успел. Подал голос могучий поляк:

— Это лишнее. Разрешите бинокль, товарищ капитан. Меня учили читать по губам по системе глухонемых.

Да, это был не просто серьезный, а очень серьезный товарищ. Понятно, что в польских «органах» он чувствовал себя как профессор среди первокурсников.

Капитан протянул поляку бинокль и достал свой, артиллерийский. Мощность у него была поменьше, нежели у морского монстра, — но достаточная, чтобы видеть происходящее во всех подробностях. Теперь Еляков наблюдал нечто вроде кино с синхронным переводом.

Собеседники говорили с большим воодушевлением. Ковалевский явно нервничал. Он тряс своей плешивой головой, постоянно сучил руками, часто закуривал, затягивался пару раз — и тут же судорожно комкал сигареты в пепельнице. Его собеседник сидел, напряженно навалившись грудью на столешницу. В процессе разговора он несколько раз обвиняюще тыкал пальцем чуть ли не лицо собеседнику. Могучий поляк комментировал ровным бесстрастным голосом.

— Послушайте, Ковалевский! Нам всем уже до смерти надоели ваши авантюры! В которые к тому же вы упорно не желаете никого посвящать. Вы используете наших людей и наши структуры для собственных целей. Тратите силы на непонятные игры с немцами!

— Позвольте вам заметить, что эти структуры — настолько же мои, насколько и ваши. Все эти ваши руководители лишь давали нам ценные указания из Лондона! А структуры здесь создавал я! И то, что немцы делали вид, что их не замечают — тоже моя заслуга! Да к тому же бросьте вы эти сопли! Сейчас наша главная задача — борьба против Советов. И если наши цели в данный момент совпадают с немцами — отлично. Это ведь альфа и омега политики! К тому же игра немцев проиграна навсегда. Это ясно и ребенку. Так почему бы нам не использовать их структуры? Они заинтересованы в дестабилизации обстановки в Восточной Пруссии. Мы — тоже. Пускай коммунисты ломают на этом зубы.

— Не пытайтесь меня обмануть, Ковалевский! Не пытайтесь разводить тут демагогию! Я насквозь вижу вашу так называемую политику. Вы преследуете исключительно собственные интересы. Не думайте, что я такой идиот. Вам нужны материалы института «Норд». Видите, я тоже кое-что знаю. Вот и все, что вам нужно. А заполучив их, вы побежите к вашим английским друзьям — предлагать эти материалы в обмен на крупную сумму и британский паспорт. И плевать вам станет на нашу борьбу и на Польшу. К тому же, знаете, — я совсем не удивлюсь, если узнаю, что такие же предложения вы делали и Советам!