«Ну вот, — подумал Странник, — что и требовалось доказать. Маломощный генератор — это или еще один „утерянный“ передвижной излучатель, или самоделка. И операторы там у них не слишком высокого класса — поднять весь город они не смогли. А может, этого и не требовалось, и вся эта толпа — всего лишь отвлекающий маневр? Что ж, теперь мой ход».
— Координаты эпицентра?
— Установлены, Экселенц.
— Платформу с излучателем к вылету. Командовать операцией буду лично. Капитана Итарру ко мне.
* * *
— Боги молчат, Мак? — тихо сказала Рада, и Максим не одернул ее за «сказочность» — он был слишком ошеломлен случившимся. Что за ерунда, лихорадочно соображал он, ведь я все сделал правильно, и все в порядке. Почему, почему нет излучения, что случилось? Он быстро проверил все индикаторы и обомлел: индикатор базисного потока показывал «ноль», и его фоновая подсветка погасла. Подача энергии с орбиты прекратилась — не из чего было лепить поле, способное принять любую заданную форму и спектр. А ведь только что, секунду назад, поток был, Максим хорошо помнил показания приборов — стандартное поле-заготовка присутствовало. А теперь его нет, и Город Просвещения беззащитен, массаракш-и-массаракш! Техническая неполадка? Или… Или сработала орбитальная блокировка, вот так взяла вдруг и сработала, сработала сама по себе? Техника Земли надежна, однако абсолютно безотказной техники нет и быть не может, а по закону подлости отказы происходят именно тогда, когда вред от них будет максимальным. Нет, канал блокировки неактивен… Но в чем тогда дело? Упали все спутники, упали и сгорели в атмосфере? Нет, так не бывает.
— Тогда я пошла, — спокойно добавила Рада.
— Куда? — Максим поднял голову.
— А вот туда. Посмотри на экраны, Мак.
И он посмотрел.
…На Город Просвещения хлынула серая волна. Она была серой не по цвету одежды — монотонность эпохи Неизвестных Отцов давно уступила место многоцветью курток, брюк и плащей (новеньких, пошитых в частных мастерских, и поношенных, завезенных из Пандеи шустрыми мелкими торговцами, бойко сновавшими через границу туда-сюда) — она источала серость, она истекала серостью, взращенной в душах людей, еще не знающих ярких цветов радуги. И эта серость ненавидела цвет, — уютно устроившись в захваченных душах, она дремала, причмокивая и посапывая, очень довольная собой, а красный, зеленый, синий, желтый цвета тревожили ее, раздражали, и при всей своей ленивой ограниченности серость не могла не видеть, что по сравнению с буйством красок она уныла и безысходна. Серость могла бы трансформироваться в разноцветность, она могла бы рассыпаться сверкающим калейдоскопом всех цветов радуги, но это требовало от нее усилий, это требовало работы над собой, а как раз этого серость и не хотела ни в коем случае. Серость была по-своему совершенна (во всяком случае, так считала она сама) и не желала меняться. И из этого ее нежелания — и неумения — измениться, приняв цвет, прорастала злоба, злоба лютая, неистовая и беспощадная: к тем, само существование которых заставляло серость взглянуть на себя в зеркало и увидеть, насколько она убога.
Вы, узнавшие, что небо может быть не только серым, но и голубым, что на серых ветвях серых деревьев проклевываются из серых почек зеленые листья, а грязная серая земля рождает красные и желтые цветы, считаете себя лучше тех, кто этого не знает? Вы, несущие цвет, презираете меня, Ее Величество Серость, да? Так я вам скажу, что голубое небо все равно затянут серые тучи, листья пожухнут и превратятся в серые уродливые клочья, а цветы сгорят и распадутся серым пеплом. А вы — вас я затоплю, смешаю с грязью, разотру в серую пыль. Вы, многоцветные, станете такими, как все, а если нет, тогда вы умрете. Вы думаете, что к вашим чистым одеждам не липнет грязь? Как бы не так! Вы упадете в эту грязь, а я долго буду топтать вас ногами, пока вы не станете грязно-серыми — такими же, как я. И вы будете кричать от боли, а я буду радоваться, потому, что вы не будете больше меня тревожить своими нелепыми попытками осушить болото и превратить его в цветущий луг. Я, серость, не могу подняться до вашего уровня, зато я могу сбросить вас вниз и возвыситься над вами, как и положено Ее Величеству. Вперед, мои верные серые рабы, погасите радугу!
Многоглавый зверь по имени серая толпа наполз на Святой Город. Люди лезли через ограду, давя и топча друг друга, подгоняемые диким желанием поскорее дорваться до крови и плоти тех, кто осмелился встать на пути серости. Серая волна захлестнула, она затопляла, глотая все, что ей попадалось. Звенели выбитые стекла, рушились аккуратные постройки, сминались кусты, кое-где уже вспыхнул огонь, и в животном реве серого зверя бессильно гасли крики убиваемых толпой. В Городе было оружие, но толпа была слишком велика, а Мак Сим не готовил из учеников воинов-бойцов — он воспитывал настоящих людей этого мира, которые должны были не воевать и убивать, а просто жить — так, как должен жить любой наделенный разумом. Горстка учеников не могла остановить толпу, подстегиваемую ненавистью…
Рада тем временем подошла к стенному шкафу, открыла его, вынула оттуда автомат и уверенным движением подсоединила магазин. Максим, обернувшийся на щелчок, смотрел на нее с удивлением. Когда она этому научилась, подумал он, вот уж действительно, из всех людей хуже всего мы знаем своих близких.
— Я пойду, — повторила она, застегивая пояс с запасными обоймами.
— Я тебя не пущу!
— Пустишь. Там, — Рада кивнула на экраны, — убивают моих друзей. Моих! У тебя нет права меня задерживать.
— Я с тобой!
— Нет, — она покачала головой. — Зови своих — может быть, они откликнутся и помогут нам, а я пока буду спасать своих. У каждого свое дело, Святой Мак.
Максиму захотелось прыгнуть на нее, отобрать оружие, скрутить, связать и спрятать в шкаф, чтобы она перестала изображать из себя героиню и не лезла туда, где свистят пули и где убивают, но он тут, же понял, что тогда он наверняка потеряет ее, причем навсегда.
Рада шагнула к лифту — тоненькая фигурка, обтянутая светлым комбинезоном, — и он не посмел ее остановить: пожалуй, впервые за все время, проведенное им на Саракше, он увидел, какими станут в будущем жители Саракша — если, конечно, смогут и если этот мир не умрет. Дверные створки шахты разошлись и снова сомкнулись. Кабина ушла вверх.
Если с ней что-нибудь случится, подумал Максим, ощущая нараставшую глухую ярость, я их голыми руками, зубами, я их всех, всех… Спокойно, сказал он себе, спокойно. Эмоции должны контролироваться разумом. Рада права — мое дело — здесь, я должен оживить пульт и спасти тысячи жизней.
Индикатор базисного потока по-прежнему показывал ноль. Контакт с орбитальными комплексами у Сикорски, он руководитель профессорской миссии. Максим трижды пытался выйти на связь, но телефон Рудольфа в Департаменте безмолвствовал, не отвечал и его личный коммуникатор. Неужели там что-то случилось? Только этого и не доставало… Так, проверим еще раз: здесь у меня все готово — схема собрана, не хватает лишь самой малости: базисного потока. Куда он мог деться, массаракш? Черт, ну почему я не перегнал в Город хотя бы несколько мобильных излучателей! Шеф считал, что все машины целесообразнее держать в гаражах Департамента специальных исследований, под его зеленым недремлющим оком, и я с ним согласился, а не надо было соглашаться, нет, не надо было. Мальчишка ты, а не профессор, Максим Каммерер, а еще Святым Маком именуешься. Там, наверху, убивают будущее Саракша, а ты сидишь здесь и тупо-беспомощно пялишься в мертвый пульт, вместо того, чтобы… А чтобы что? К черту рефлексии! Еще раз: рефансляция готова, и как только возобновится подача энергии с орбиты… Но ее все нет и нет, тридцать три раза массаракш!
