И так далее, и тому подобное. Хотя голос его вскоре утратил опасную громкость, выступление от этого не стало менее выразительным, и мы еще долго сидели, обмениваясь невыразимо тоскливыми взглядами под шквальным огнем его красноречия. Мы узнали о том, какое славное будущее ждет Кайн Газер, столицу края полноводных рек, привольных пастбищ и неисчислимых стад джабобо. Немало было сказано и о том, которые из младших братьев стольного града разделят, разумеется лишь частично, его судьбу, а кому придется искупать свои былые перед ним прегрешения чисткой отхожих мест и помоек. Затем на нас излился целый поток информации о том, какие города и народы со всего белого света когда-либо имели контакты с Поздним Кайрнлоу и каким образом их отношение к возлюбленной отчизне нашего героя должно было повлиять на их дальнейшую участь.
По мере того как на нас обрушивались все новые и новые сообщения, настроение наше становилось все мрачнее и мрачнее. Один и тот же невысказанный вопрос застыл в глазах у нас обоих, но ответа на него мы не находили.
XIX
Свобода! Заезженное, затасканное слово! Каким громким и пустым кажется оно до тех пор, пока какое-нибудь происшествие не напомнит нам о том, что это такое, и – о! каким ясным и определенным становится оно тогда, каким невыразимо приятным и всеобъемлющим! Однажды мне довелось идти к нему пешком, с каждым шагом все яснее постигая глубину и бесконечное разнообразие составляющих его смыслов. Я видел это слово воочию: оно имело вид крохотного ярко-синего лоскутка, к которому я шагал через каменную, вымощенную сталью темноту. Не в силах думать ни о чем другом, я смотрел на этот голубой клочок и бормотал, словно убеждая самого себя:
– Это – свобода.
Я продолжал шагать, и, по мере моего приближения к заветному слову, оно наполнялось жизнью. Вот на нем появилось крохотное черное пятнышко. Его форма подсказала мне, что это ястреб, а его размеры, по которым я смог определить, какое расстояние нас разделяет, напомнили мне о том, как глубока эта синева. Сердце сжалось у меня в груди при воспоминании об этой глубине.
– Это небо, – продолжая я втолковывать самому себе, прибавляя шагу. Выше ястреба, намного выше, парило легкое, полупрозрачное облачко. Расстояние между мной и свободой продолжало сокращаться. Далекие горы поднялись из-за нижней части обрамлявшей небо каменной рамы, затем и равнина покатилась на меня из-под них.
И вот наконец я стою на самом пороге свободы и гляжу ей прямо в лицо. Оно состоит из камня, песка и зеленых приземистых кустов, кряжистые серые горы, на вершинах которых никогда не тают сахарные шапки снега, обрамляют его. И надо всем этим – синева, такая глубокая и сочная, что кажется, будто она проникает в тебя, как холод, до самых костей. А между землей и небом – вольница ветров, заселенных сойками, воронами, ястребами и зябликами.
– Вор! Долговязый! Он вернулся!
Весь гарнизон поднялся на крик, как один человек, и загудел, точно пчелиный рой. Я кивнул. Все правильно, худой вор вернулся, и толстый вместе с ним. Кажется, я улыбнулся им короткой, идиотски бессмысленной улыбкой, прежде чем снова вернуться к созерцанию свободы. Я наблюдал, как стадо гнуторогов медленно переходит ручей в долине далеко под нами. Я прислушивался к негромкому шелесту, с которым ветер пробирался сквозь заросли гвоздь-травы, покрывавшие склон под входом в Темный Путь. И, глядя, на солнце, клонящееся к западу, к невесомому неводу перистых облаков, предвкушал, как светило забьется в нем красно-золотой рыбой через каких-нибудь полчаса. Отмечая все это, я вдруг с удивлением обнаружил, что солдаты верхами с Чарналом и Камином во главе собрались в нескольких ярдах от входа в туннель, причем у Повелителя Кнута такой вид, будто он уже давно дожидается моего внимания. Сознание необходимости общения с этим человеком заставило меня глубоко вздохнуть. Я сделал это без всякой задней мысли, но тут же сообразил, что отец, напряженно ждущий вестей о судьбе своего сына, наверняка истолкует мой вздох неправильно. Мне стало смешно.
– Мы привели твоего сына, Повелитель.
Вероятно, он твердо решил держать язык за зубами, пока я не произнесу первого слова, ибо теперь мышцы его лица расслабились, а губы слегка приоткрылись. Но молчания он не нарушил.
– Здравствуй, Чарнал, – улыбнулся я. – Как жизнь, дружище?
Он рассеянно глядел прямо мне в глаза, не переставая тереть левой рукой лысину, словно надеялся таким образом заставить свой мозг уверовать в реальность моего возвращения.
– Мы знали, что вы уже близко, – проговорил он, едва шевеля губами. – Крючки Жизни сообщили мне об этом. – Вдруг он просиял. – Разве я не предсказывал? Разве у меня не было предчувствия, что все сложится хорошо? Вы нашли Пирата из Сордон-Хеда?
– Да, мы его нашли, Чарнал. Это редкостный человек. Великий человек.
– Да. Я знал, что он был таким – что он такой.
– Покажите мне моего сына! – раздался гневный рев. Мы посмотрели на Камина. Его мясистое лицо пылало от злости. Он был уверен, что мы специально мучим его, – будто во всем свете не было ничего, что могло бы занимать нас больше, чем его личная проблема. До чего же он походил в этом на своего сына! Но этот, по крайней мере, беспокоился о ком-то другом, не о себе.
– Сейчас я его тебе покажу, – спокойно ответил я. – Но не более того. Когда из нас извлекут Крючки Жизни, а ты уберешь отсюда своих людей и доставишь сюда то, что нам причитается, получишь его, но не раньше. – С этими словами я повернулся к нему спиной и крикнул в ствол шахты: – Барнар! Давай его сюда! – Потом снова обратился к Камину: – Подойдите сюда, ты и Чарнал. Если боишься, возьми двух человек для охраны, но не больше.
Ненужность последнего замечания рассмешила меня самого. Камину пришлось пустить в ход самую суровую гримасу из своего репертуара, прежде чем капитан отряда и еще один солдат сдвинулись с места. Я провел их в пещеру и спиной почувствовал, как они напряглись, когда из недр шахты донесся нарастающий гул. Сделав несколько шагов вглубь, я знаком приказал остановиться. Молча мы наблюдали, как навстречу нам из глотки Темного Пути поднимается трепещущий огонек, – это шел Барнар с факелом. Постепенно мы смогли его разглядеть: факел он держал в одной руке, а другую положил на перекинутую через плечо веревку. За его спиной маячил расплывчатый силуэт вагонетки, которую он тянул по некрутому склону наверх.
Неподалеку от нас он остановился, обмотал веревку вокруг торчавшей из стены металлической балки и радостно помахал Чарналу рукой. Камину он сказал:
– Вот твой сын, Повелитель. – Держа факел над вагонеткой, он запустил в нее другую руку, приподнял связанного по рукам и ногам мальчика, которого мы удобно устроили на подушке из мотков троса, и посадил его. Теперь Камин мог ясно его видеть.
– Отец, – произнес мальчик. – Барнар вытащил меч.
– А вот и наша гарантия против любой подлости, которую ты замыслил. Обрати внимание, как туго натянута веревка. – И он прижал к ней клинок. – Склон здесь покатый, но длинный. Чуть что, и через секунду он уже будет лететь вниз. А там угол падения становится куда круче.
