Кумико с удивлением уставилась на неё, а Салли тем временем повторила свои странные действия.
— Салли?
— Язык жестов, — оборвала её Салли. — Я же сказала тебе заткнуться, так?
— Да-а-а? — Голос чуть громче шёпота, казалось, появился словно из ниоткуда.
— Я уже всё тебе сказала, — отрезала Салли.
— Не знаю я этого вашего языка.
— Я хочу поговорить с ним. — Голос Салли звучал размеренно и жёстко.
— Он умер.
— Я знаю.
Последовало молчание, и до Кумико донёсся звук, который вполне можно было принять за ветер — холодный, наполненный песком ветер, рыщущий среди рваных куполов геодезиков над головой.
— Его тут нет, — сказал голос и, похоже, стал исчезать. — Повернёшь за угол, потом через полквартала налево в переулок.
Этого переулка Кумико никогда не забыть. Тёмный кирпич скользких от сырости стен. Укрытые колпаками люки вентиляторов отрыгивают потоки сгущённой пыли. Жёлтая лампочка в сетке из окислившегося металла. Низкая поросль пустых бутылок, давшая побеги у основания обеих стен. Горы скомканных факсов и кусков упаковочного пенопласта высотой в человеческий рост. И перестук Саллиных каблуков.
За тусклым свечением лампочки — полная тьма, хотя отражённый мокрым кирпичом свет позволял разглядеть стену в конце — тупик. Кумико помедлила, напуганная внезапно проснувшимся эхом, шуршанием, мерным перестуком водяных капель…
Салли подняла руку. Узкий ослепительный луч, выхватив чёткий круг испещрённого корявыми надписями кирпича, мягко соскользнул вниз.
Он опускался до тех пор, пока не нащупал у основания стены какой-то предмет: блеснувший тусклым металлом вертикальный округлый прибор на подставке, который Кумико ошибочно приняла за ещё один вентилятор. Рядом с ним приютились огарки белых свечей, плоская пластиковая фляжка с прозрачной жидкостью, коллекция сигаретных пачек, дюжина сигарет россыпью и замысловатая многорукая фигурка, нарисованная чем-то белым, похожим на истолчённый мел.
Салли сделала шаг вперёд. Луч даже не дрогнул. Кумико увидела, что этот бронированный предмет крепится к кирпичной стене массивными скобами.
— Финн?
В ответ — мгновенная вспышка розового света из горизонтальной прорези.
— Эй, Финн, приятель… — с непривычной заминкой в голосе повторила женщина.
— Молл. — Скрежет, как будто звук проходит через испорченный динамик. — Зачем тебе фонарь? Линзы у тебя ещё на месте? Что, стареешь и уже не видишь в темноте?
— Это ради моей подруги.
Что-то шевельнулось за прорезью, это что-то было нездорового розового оттенка, как пепел тлеющей сигареты на полуденном солнце, и лицо Кумико омыло волной колеблющегося света.
— Понятно, — проскрипел голос. — И кто же она?
— Дочь Янаки.
— Ничего себе.
Салли опустила фонарь. Луч упал на свечи, фляжку, сырые серые сигареты, белую фигурку с похожими на крылья руками.
— Угощайся подношениями, — сказал голос. — Вон там — пол-литра «Московской». А вот этот колдовской рисунок сделан порошком. Якобы приносит удачу; обдолбанные роллеры рисуют его кокаином.
— Господи, — отстранённо сказала Салли, присев на корточки. — Просто поверить не могу.
Кумико смотрела, как она подбирает фляжку и нюхает содержимое.
— Хлебни. Недурное пойло. Должно быть хорошим. Никто не решается экономить на оракуле, особенно если знает, что для него хорошо, а что плохо.
— Финн, — начала было Салли, потом взболтала фляжку и, глотнув, вытерла рот тыльной стороной ладони, — ты просто сумасшедший.
— Если бы так. Первоклассная оснастка, и всё равно приходится её вздрючивать, чтобы извлечь хоть немного фантазии, не говоря уже о безумии.
Кумико подошла ближе и присела на корточки рядом с Салли.
— Это конструкт?
Поставив фляжку с водкой на мостовую, Салли тронула сырой порошок кончиком перламутрового ногтя.
— Конечно. Ты их и раньше видела. Хочешь — воспоминания о реальном мире, хочешь — врубаешься в киберпространство. Я получил этот оракулов волчок, чтобы всё время крутить его, понимаешь? — Прибор издал странный звук: смех. — Любовные неприятности? Злая женщина тебя не понимает? — Снова скрежещущий смех, похожий на раскаты статики. — На самом деле я скорее бизнес-консультант. А это добро оставляют здесь местные ребятишки. Вроде как добавляет мистики к антуражу. Время от времени мне удаётся заполучить скептика, какого-нибудь ублюдка, который решает вдруг угоститься. — Из прорези полыхнула тонкая, как волосок, алая линия, и где-то справа от Кумико взорвалась бутылка. И снова смех статики. — Так что привело тебя сюда, Молл? Тебя и, — розовый свет опять скользнул по лицу девочки, — дочь Янаки?
— Рейд на виллу «Блуждающий огонёк», — сказала Салли.
— Давно это было, Молл…
— Она охотится за мной, Финн. Четырнадцать лет прошло, а эта сумасшедшая сучка всё не хочет от меня отстать…
— Так, может, ей больше заняться нечем? Ты же знаешь, какие они, эти богатенькие…
— Где Кейс, Финн? Возможно, ей нужен он…
— Кейс — вне игры. Урвал пару-другую приличных кушей после того, как вы расстались, потом соскочил со стимуляторов и вышел подчистую. Сделай ты то же самое, не морозила бы сейчас свои прелести в тупике, а? Последнее, что я о нём слышал, у него четверо детей…
Следя за гипнотическим покачиванием сканирующего розового уголька, Кумико кое-как сообразила, с кем или с чем говорила Салли. В кабинете её отца были похожие предметы: четыре чёрных лакированных кубика, расставленных на длинной сосновой полке. Над каждым кубиком висел официальный портрет. Портреты были чёрно-белыми фотографиями мужчин в тёмных костюмах и с галстуками; четыре очень серьёзных джентльмена. Лацканы их пиджаков украшали маленькие металлические эмблемы, отец тоже иногда такую носил. Хотя мать ей и рассказывала, что в кубиках заключены призраки, духи злых предков отца, Кумико они скорее притягивали, чем пугали. Если в них сидят призраки, рассуждала она, то наверняка эти духи очень маленькие, ведь в кубик и голова ребёнка не поместится.
Иногда отец подолгу медитировал перед кубиками, стоя на коленях на татами в позе, означающей глубочайшее почтение. Девочка не раз видела его в этой позе, но лишь когда ей исполнилось десять лет, она однажды услышала, как он обращается к ним вслух. И один ответил. Вопрос показался Кумико бессмысленным, а уж ответ — тем более, но размеренный голос духа заставил её замереть, скорчившись за бумажной ширмой. Отец потом очень смеялся, найдя её там, и, вместо того чтобы отругать дочь, объяснил, что кубики служат жилищами для записанных личностей прежних директоров корпорации. «Это их души?» — спросила девочка. «Нет», — с улыбкой ответил отец и добавил, что различие тут очень тонкое. «У них нет сознания. Они отвечают на заданный вопрос приблизительно так же, как реагировали бы, будь они людьми. Если уж они призраки, то что тогда говорить о голограммах».
