– Откуда ты знаешь?
Кейс подходит к широкой нише в стене. Должно быть, раньше здесь хранилось постельное белье. Сейчас ниша приспособлена под платяной шкаф, на западный образец. На деревянной перекладине висят плечики с женской одеждой. Ей вдруг становится неловко; будь у шкафа дверь, она бы ее прикрыла.
– Они позвонили из квартиры, с домашнего телефона. Я нажала повторный набор и попала на ее автоответчик...
Кейс рассказывает ему всю историю: Доротея, прожженная куртка, азиатские шлюхи. Они сидят на татами, скрестив ноги, и пьют зеленый чай из керамического чайника. Яркий кухонный светильник выключен. Выслушав ее рассказ, Бун задумчиво говорит:
– Значит, наши итальянцы могут и не иметь отношения к Бигенду. Или к фрагментам. Ведь в квартиру они вломились еще до этого.
– Я бы не стала говорить – «вломились». Ничего же не сломано. Я вообще не знаю, как они проникли внутрь.
– Открыли замок пистолетом-отмычкой, если это профессионалы. Ты бы вообще ничего не заметила, если бы они не трогали телефон и компьютер. Кстати, это совсем не профессионально. Ну ладно, оставим это на их совести. Значит, Бигенд говорит, что Доротея в Париже занималась промышленным шпионажем?
– Да. Но по его теории, она на меня взъелась из-за места в «Синем муравье». Решила, что мне собираются предложить должность, на которую она сама метила. Директор лондонского филиала.
– А ты ему не рассказывала про куртку, про квартиру?
– Нет.
– Интересно. А эти парни говорили по-итальянски. Может, они местные, а может, их послали вслед за нами. На нашем рейсе их точно не было. А здесь я их засек в первый же день. Поездил за ними, пока они следили за тобой. Трудно сказать, как хорошо они знают город. У них была машина с японским водителем.
Кейс вглядывается в его лицо, освещенное красноватым светом лампочек Эдисона.
– Доротея про меня кое-что знает. Очень интимную вещь, что-то вроде фобии. Об этом известно только моим родителям, психиатру, еще нескольким друзьям.
– Ты мне расскажешь?
– У меня аллергия. На определенные торговые знаки.
– Торговые знаки?
– Да, еще с детства. Это обратная сторона медали. Цена, которую я плачу за способность предсказывать реакцию рынка на ту или иную эмблему. – Кейс с раздражением чувствует, что ее лицо краснеет.
– Можешь привести пример?
– Мишлен. Есть и другие. Некоторые появились совсем недавно... Вообще, мне неприятно об этом говорить.
– Я понимаю. – Бун кивает. – Спасибо, что рассказала. И ты думаешь, Доротея об этом знает?
– Да, я уверена.
Она рассказывает ему о второй встрече, о нарисованном Бибендаме и о кукле, подвешенной к дверной ручке.
Он хмурится, молчит, подливает себе чая. Потом произносит:
– Я думаю, ты права.
– В каком смысле?
– Ну смотри: она о тебе знает что-то очень личное, чего просто так не узнаешь. А она узнала. Значит, кто-то вложился в это дело, затратил ресурсы на сбор информации. Она показала тебе картинку. И подвесила куклу на дверь. Ну, или кто-то подвесил, по ее приказу. Получается, тебя хотели прогнать, заставить вернуться домой. Но ты не вернулась. А тут появился я, мы прилетели в Японию, и... В общем, полагаю, эти двое работают на нее.
– С какой целью?
– Ну, этого мы уже не узнаем. Разве что поймаем их и заставим все рассказать. Но где их найдешь? Да и вряд ли они что-то знают. Интересно, на кого работает сама Доротея... Можно я взгляну на твой лэптоп?
Кейс дотягивается до сумки, открывает ее, вынимает «Айбук» и протягивает Буну. Он кладет его на стол рядом со своим компьютером, достает из чемодана скрученный кабель.
– Не обращай внимания. Я могу и говорить, и одновременно делать...
– Делать что?
– Хочу посмотреть, не стоит ли у тебя жучок, который перехватывает нажатия клавиш.
– Ты сможешь его найти?
– Ну, в наши дни ни в чем нельзя быть уверенным. – Бун соединяет кабелем оба компьютера, потом вставляет в свой лэптоп лазерный диск. – После прошлого сентября многие концепции безопасности пришлось пересмотреть. Если бы ФБР посадило в твой компьютер какого-нибудь стандартного жучка, я бы, наверное, смог его отловить. Если нестандартного – совсем другая история. А ведь есть еще другие, кроме ФБР.
– При чем здесь ФБР?
– Это я так, для примера. Сейчас такое время, самые разные люди делают самые разные вещи. Причем не только американцы. И не только государственные службы. И это проявляется во всем. – Он стрекочет пальцами по клавиатуре, смотрит на экран.
– Чья это квартира?
– Марисы, я уже говорил.
– А кто такая Мариса?
Бун поднимает голову, смотрит на нее.
– Моя бывшая подружка.
Кейс так сразу и подумала. И почему-то это было неприятное чувство. Хотя какое ей дело?
– Теперь мы просто друзья, – добавляет Бун и склоняется над компьютером.
Кейс поднимает вверх левую ладонь, показывая написанный на ней номер.
– А что будем делать с этим?
Он поднимает глаза от экрана, замечает ее руку, улыбается с облегчением.
– А, с этим! Ну, сначала я найду фирму, которая поставила водяной знак. Если это фирма. Потом попытаюсь что-нибудь из них выжать. Если они помечают каждый клип – значит, должен быть какой-то контракт, заказчик. А это уже шаг к автору фрагментов.
– Разве такая информация доступна?
– Нет, конечно. Но это не значит, что ее нельзя добыть.
Он возвращается к работе. Кейс прихлебывает чай и оглядывает небольшую квартиру в восемь татами[21], наполненную янтарным светом эдисоновых ламп, и мысли ее помимо воли возвращаются к женщине, которая здесь живет.
На лбу у Кейс шишка; образ милашки Фанни, должно быть, превратился черт знает во что. Она думает, что надо встать, найти освещенное зеркало, осмотреть повреждения, – но остается сидеть.
Это не усталость: она не хочет спать, не чувствует временной разницы. И эффект зазеркалья ни при чем. Синдром отсутствия души, похоже, перешел в новую, более глубокую стадию, когда взвинченный уровень серотонина становится нормой.
19Мистика
Ночной охранник в гостинице – более молодой и неприступный вариант Беата Такеши, японского актера, чьи экзистенциальные гангстерские фильмы сводили с ума двух последних парней Кейс. Угрожающе стройный, застегнутый на все пуговицы, в безупречном костюме. Он провожает Кейс сначала к лифту, потом до дверей номера.
