Возможно, это было очень даже мудро. Со времени визита юриста очень сильно изменился и дедушка. Старый Винслоу с каждым днем становился все более трудным и непредсказуемым в общении, внезапно раздражался и уходил в себя, чего раньше с ним не случалось. Казалось, его беспокоит затянувшаяся жара. Он очень легко уставал, мало двигался, его раздражительность увеличивалась и, при первой возможности, направлялась на Кона. Стоило ему принять окончательное решение, как в нем что-то сломалось, будто ослабела движущая его сила. Даже казалось, что он физически уменьшился. Раньше он бывал грозным, а теперь просто брюзжал, и его нападки на Кона по вопросам, которые он раньше полностью оставлял на его усмотрение, были ворчанием старика, впавшего в детство, а не грозными внушениями тирана.
Я с облегчением обнаружила, что больше не нахожусь в центре внимания. Кона я не беспокоила, а Лиза приняла меня полностью. Все ревнивые мысли она перенесла на Юлию, которая, надо отдать ей справедливость, вовсе их не заслужила. Я Лизе, кажется, даже нравилась. У меня было странное чувство, что, оставаясь серьезной и сконцентрированной на брате, она была довольна моим присутствием в Вайтскаре, где дед упрямо рассматривал ее как постороннюю, нечто среднее между наемной домоправительницей и бедной родственницей, Бетси относилась к ней с ревнивой северной осторожностью, а Кон — с небрежной симпатией, принимающей любые личные услуги как должное.
Тем временем жара нарастала, воздух сгущался и грозил громом, что делало обстановку все тяжелее. День за днем мыльная пена облаков нагромождалась башнями на юго-западе. Деревья поникли, истощенные жарой, а небо стало густо-голубым и угрожающим. Кон держался спокойно, изводил себя и всех работников, как галерных рабов, спешил убрать поля, пока не изменилась погода. И так же внимательно, и, в общем-то, даже по схожей причине, он следил за дедушкой.
До среды грозы так и не было. Воздух стал чуть свежее, появился легкий ветерок, который не сдвигал с места красивых облачных башен. Но ощущение угнетенности не проходило. А может, это было предчувствие.
Мистер Исааке появился к середине дня, и дедушка сразу провел его в офис. Через десять минут я отправилась в столовую за шерри.
Когда я пересекала холл, по лестнице спускалась Юлия, натягивая перчатки. Я остановилась. «Привет! Уходишь? Как ты прекрасно выглядишь! — Это была правда. Свежее платье из хлопка цвета лимонного льда и белые перчатки. Светлые сияющие волосы причесаны изысканно и очень симпатично в стиле, придуманном по крайней мере в двух сотнях миль от Вайтскара. Через руку перевешивался пиджак из того же материала, что и платье. — Ну, очень красиво! А что так рано? Мне казалось, Дональд освободится только после ланча?»
Она натянула вторую перчатку, подвинула повыше тяжелый золотой браслет почти яростным движением. «Дональд, — сказала она едко, — не может освободиться вообще».
«Что?»
«Позвонил час назад и сказал, что все-таки не может пойти».
«Ой, Юлия, нет! Почему?»
Ее самообладание трескалось на глазах, как первый лед от дуновения ветра. В глазах сверкали молнии. «Потому что он думает, что мои желания ни черта не значат, вот почему!»
Я покосилась на дверь офиса. «Пойдем в столовую. Я собиралась отнести мистеру Исааксу и дедушке шерри… — В столовой я сказала: — Теперь рассказывай, золотце. Почему он не может пойти? Что случилось?»
«Кто-то приехал из Лондона, вот почему. Какой-то жуткий тип из комиссии, и Дональд говорит, что ему придется остаться и увидеться с ним. Он говорит… а в конце концов, какая разница? Я не слушала. Всегда одно и то же, я могла и заранее догадаться. Единственный раз пообещал оставить своих драгоценных проклятых римлян…»
«Юлия, он бы пришел, если бы смог. Это помимо его воли».
«Я знаю. Господи, да дело не в этом! Это просто… О-о-у, это просто все! — закричала Юлия. — И он говорил так спокойно и разумно…»
«Но он всегда так говорит, и на костре говорил бы так же. Это у мужчин такая привычка, они считают, что это нас успокаивает или что-то в этом роде».
«Но он, похоже, думал, что я тоже должна быть разумной! — сказала она яростно. — Как можно быть таким тупым?.. Аннабел, если ты будешь смеяться, я тебя убью! — Она мрачно улыбнулась. — В любом случае, ты меня поняла».
«Да. Извини. Но ты же несправедливо его оцениваешь. Человек должен выполнять работу, и если вдруг за чем-то нужно присмотреть…»
«Да знаю, знаю! Я не до такой степени глупа. Но он знает, что я ужасно разочарована. Он не должен был говорить так, будто ему совершенно все равно, пойдет он со мной или нет».
«Наверняка, он не нарочно. Он просто не такого типа, чтобы разбрасывать все свои чувства перед тобой по ковру, чтобы ты по ним топталась. Ему жаль и грустно, но он… У него просто язык плохо подвешен».
«Плохо, не так ли?» Она ничуть не смягчилась, отвернулась, чтобы поднять пиджак со стула, на который бросила его раньше.
«Дорогая моя…»
«Все в порядке. Согласна, что веду себя глупо, но не могу остановиться. Все было бы по-другому, если бы он когда-нибудь… если бы я знала… — Она вдруг показалась мне совсем девочкой. — Если бы я знала, что ему не все равно».
«Ему не все равно. Уверена».
«Тогда какого черта он так не скажет? — закричала Юлия, окончательно взорвавшись. — Да какой смысл!..»
«А обедать он придет?»
«Сказал, постарается. Я ответила, что он может развлекаться самостоятельно».
«Ой, Юлия!»
«Ну, я вообще-то, не говорила таких слов. Была очень даже мила. — Она устало улыбнулась. — Даже вполне разумна… Но если бы он знал, какой ад горит у меня внутри…»
«Слишком часто, и хорошо, если они этого не знают».
«Они? Кто?»
Я улыбнулась. «Мужчины».
«Ах, мужчины!.. Зачем вообще нужны мужчины?»
«Угадай с трех раз».
«Самый невинный ответ, что если их уничтожить, просто нечего будет делать».
«Во всяком случае, какое-то время».
«В этом что-то есть, но пока я не собираюсь этого признавать. Ой, Аннабел, ты очень хорошо на меня влияешь. Я должна идти, машина ждет».
«Машина?»
Она искоса глянула на меня из-под ресниц. «Я же говорила, что не собираюсь пропускать пьесу. Иду с Биллом Фенвиком».
«Понимаю».
«И что это такое ты понимаешь?»
Я проигнорировала вопрос. «Но, наверняка, она скоро пойдет в Лондоне. Увидишь там».
«Это не главное».
«Нет, подожди. Дональд не смог пойти, поэтому ты позвонила Биллу Фенвику и попросила отвезти тебя? Так?»
«Да».
«И он все бросил и послушно явился?»
«Да. И что в этом такого?»
«Совершенно ничего. Полагаю, у него на ферме просто на день прекратилась вся работа, вот и все», — ответила я доброжелательно.
