— Вино, пиво, виски? — Над Нилом склонилось чужое лицо с бездушной кукольной улыбкой.
— Спасибо, не надо ничего.
Он знал, чьи руки держали его яблоко. «Я лечу совсем не в ту сторону, — грустно подумал он. — Надо было затянуть ее ствол ремнем, она бы еще продержалась. Как это я не догадался…»
Нил усмехнулся своей сентиментальной глупости.
* * *
Лаборатория, в которую пригласили Сесиль, принадлежала весьма примечательному учебному заведению — университету Нью-Хейвена, своеобразному двойнику или, если угодно, фантому всемирно известного Йейльского университета, тоже находящегося в Нью-Хейвене. Своим процветанием университет Нью-Хейвена был обязан исключительно этому соседству. Он гостеприимно распахивал свои двери всем, по каким-либо причинам пролетевшим мимо Йейля — недобравшим баллов на обязательных тестах, недостаточно знающим английский язык, не подходящим по анкетным данным, и т. д. Критерий для поступления был один — платежеспособность. Причем плата за обучение была на двадцать пять процентов выше, чем у знаменитого соседа, а всяких глупостей типа именных стипендий или льгот отличникам здесь не признавали. К тому же, университету Нью-Хейвена не было надобности поддерживать свой имидж разными дорогостоящими проектами вроде международных конференций, спортивных состязаний, финансирования фундаментальных научных исследований. Однако университет имел неплохую базу для исследований прикладных и, будучи заведением небедным, привлекал специалистов со всего мира за жалование, которое им на родине и присниться не могло, и с хорошей прибылью реализовывал полученный продукт корпоративным клиентам.
По этой схеме сюда попала и Сесиль. По поручению ректора в аэропорту их встретила доктор Роберта-Луиза Стивенсон, «ассоциативная профессорица» лет сорока, мускулистая, мужеподобная, с короткой седой стрижкой. По дороге они первым делом зарулили в «Бургер-Кинг», где за тошнотворной диетической колой и малосъедобными гамбургерами Роберта деловито, без особого рекламного пафоса выдала им основную информацию об университете. Она отсоветовала им селиться в шумном и дорогом кампусе и тут же предложила посмотреть симпатичный домик в местечке Проспект, расположенном в двадцати милях от университета и населенном преимущественно людьми, имеющими к нему отношение. При этом госпожа профессор несколько раз, якобы случайно, касалась под столом коленки Нила. Это сильно смахивало на заигрывание, в конце концов, типичная внешность активной лесбиянки могла оказаться обманчивой.
Домик, чистенький, двухэтажный, с тремя спальнями и двумя ванными, стоящий посередине обширного, поросшего стройными соснами участка, сразу же понравился Сесиль, и она распорядилась, чтобы Нил начал заносить вещи в дом. Потом они с Робертой оставили его осваиваться, а сами укатили в университет. На прощание Роберта обозвала его «Mister Mom», игриво потрепала за подбородок, чмокнула в щеку и пригласила в субботу на барбекью.
Роберта оказалась права: Сесиль включилась в работу сразу, и Нил впервые в жизни ощутил себя «Mister Mom», мужем-домохозяйкой, поскольку все заботы по дому навалились на него. Надо было разобраться в бытовой технике, которой был напичкан дом. Нил быстро освоил посудомоечную машину, супер-пылесос, галогеновую плиту, микроволновку и прочую ерунду. Сложнее оказалось с продуктами. Из всех предприятий бытового обслуживания в Проспект имелся только салон красоты для домашних животных, до ближайшего супермаркета было шесть миль. В первый раз, «на новенького», их отвезла туда Роберта, и, пока Нил обалдело мотался с тележкой среди бесконечных рядов и стоек, оперативно сгоняла вместе с Сесиль в находящийся напротив автосалон, где они оформили прокат новенького серебристо-серого «форда-пинто», чтобы Сесиль было на чем спокойно ездить на работу. Встретились они у кассы, и Роберта тут же забраковала половину отобранного Нилом, объяснив, что вот это в Америке едят только бродяги, это предназначено для подкормки диких птиц в зимний период, а это — вообще не еда, а наполнитель для кошачьего туалета.
— Let's forgive him, he's Russian, — встряла предательница Сесиль, которая и сама-то наверняка запуталась бы в незнакомых ярких этикетках не хуже него.
Роберта взмахнула руками.
— Oh, poor dear!
Еще понять бы, кого она пожалела — его или Сесиль. Впрочем, в любом случае получалось обидно и несправедливо.
Дом напротив пустовал, хотя выглядел вполне обитаемым. Должно быть, жильцы были в отъезде. В доме слева шла вялая реконструкция, раз в неделю приезжали работяги китайской наружности, что-то грузили, что-то разгружали, но в целом вели себя тихо и особых неудобств не причиняли.
Чего нельзя было сказать о соседе справа, странноватом всклокоченном старикане в очках с треснувшей дужкой, перемотанной тряпочкой. Собственно, сам старичок был тише воды ниже травы — кроме издаваемого при встрече бурчания под нос, которое могло обозначать и приветствие, и проклятие, Нил ничего от него не слышал. Зато его питомцы — восемь кошек, четыре собаки непонятных пород и какие-то крикливые разноголосые твари, запертые в доме — создавали постоянный шумовой фон. Еще, слава Богу, что в доме была неплохая звукоизоляция, да и большинство окон выходило на другую сторону.
Соседа звали мистер Хантер, и вскоре после прибытия Нилу представилась возможность познакомиться с ним поближе.
Освоившись в доме, Сесиль переключила внимание на участок.
— Мы заросли совершенно неприлично, — заявила она Нилу. — У людей перед домом лужайки как лужайки, а у нас прямо амазонские джунгли…
Нил вздохнул и пошел извлекать из гаража газонокосилку.
Подстригая траву, он заметил соседа-чудака. Старикашка стоял за живой изгородью, разделяющей их участки, и следил за его работой с такой пристальной ненавистью, с какой, наверное, не смотрят и самые злющие советские коммунальные соседи. Когда Нил уже заглушил мотор и потащил косилку обратно в гараж, то вдруг услышал за спиной:
— Убийца!
Нил поставил косилку и медленно двинулся к межевым кустикам.
— Привет! Что за странные слова, мистер Хантер? Это официальное обвинение или обычное оскорбление? По-моему, вам лучше извиниться.
— И не подумаю! Никакое это не обвинение и не оскорбление, это констатация факта. Вы только что загубили несколько тысяч жизней, и не только не заметили этого, но еще и полны гордости за содеянное, а это страшный грех!
Старик был в гневе, аж щеки тряслись от злости.
— Сэр, поверьте, я никого не убивал, даже намерений таких не имел и не имею. Вам, наверное, нездоровится. Могу я чем-нибудь вам помочь?
— Даже сейчас, когда вы просто стоите на траве, вы убийца! Под вашими ногами невинно гибнут жучки, гусеницы, возможно, даже муравьи!
Дед распалялся все больше и больше.
— Позвольте, мистер Хантер, но ведь невозможно ходить по земле и не наступать на насекомых.
— Насекомые — такие же живые существа, как и мы, и от природы наделены теми же правами, включая неотъемлемое право на жизнь! — торжественно провозгласил мистер Хантер.
