сами сказали. Пригодилась работа с трактором-то. После него какую-то ловушку собрать – да знай наших! Все пришли смотреть на мой мост. Стоят, разглядывают. Кто-то одобрительно кивает, кто-то рукой машет: да ерунда какая-то! Крысы умные, не купятся на такое! Чуть ли не на спор начали. А Иван Петрович всех вытолкал, мы с ним маслом постным всё намазали, чтобы запах человека отбить, и в бадью масла налили. „Пошли, – говорит, – и до утра чтобы никто сюда не совался. Даже дверь в подсобку бумажкой заклеил, опечатал вроде как.
Я ночью всё ворочаюсь, думаю: вдруг не сработает? Или я чего не рассчитал, или крысы здесь особо ученые? Утром иду сам не свой, думаю, вот опозорюсь сейчас. Заходим мы, а там! Двадцать семь штучек мы насчитали! Ну, я и стал вроде как знаменитым. Мы только знай утопленников в яму оттаскиваем да маслом по новой мажем. Урожай небывалый! А тут через три дня вызывают к командиру. „Собирайся, – говорит, – поедешь с грызунами бороться“. Я так и охнул. Ехал-то я с Гитлером бороться! Он, конечно, та еще крыса голохвостая, но все-таки. Вот так я сам себя подставил. И не поспоришь же с начальством-то. Так что теперь ваш сын Семен проходит службу при гражданской конторе, вот так получилось. Но она хоть и гражданская, но очень полезная и нужная. Называется противочумная станция. А наш отряд называется „Обследовательский истребительский отряд“. Мы относимся к Котельниковскому противочумному пункту. А меня прямо к лаборатории прикомандировали. Здесь очень интересно, и совершенно особенные люди! Много знают и ничего не боятся. Конечно, мерами предосторожности никто не пренебрегает, но себя не щадят. Я как разобрался во всем, то понял: это тоже фронт. Грызуны разносят болезни среди бойцов и мирного населения.
Ладно, про нашу работу много писать не буду, потому что это секретные данные. Скажу только, что запах хлорки теперь для меня стал запахом важной работы. И вы там тоже будьте поосторожнее, хорошо? Дело серьезное. Это я написать могу.
Адрес мой новый, пишите на него. Папа, я тебя прошу. Ну, мы друг друга поняли, верно?
Мама наша очень занята, так скажем между нами. И письма ей писать всё недосуг.
Как баба Лида? Пусть только не придумывает всяких страстей про нас с Сашей, так ей и передайте. И не хватается зараз все дела управлять. Поделать – посидеть, вот. Так ей и передайте.
На этом пока всё. И так вон сколько, даже рука устала. Часто писать не смогу, наверное. Даже спать некогда. Здесь вокруг такое творится! Не до писем. Что слышно о Саше? Передавайте ему от меня привет в письме, хорошо?
Не болейте!
Ваш сын Сеня, победитель крысиного короля».
(Ни разу не видел крыс, только в кино. А мышей видел. И Дымок летом притаскивал. Я их не боюсь. – Боря.)
«22 сентября 1942
Здравствуйте, мои дорогие мама и папа!
У меня всё в порядке. Ну, как в порядке? Служба в порядке, а про другие дела сейчас вам расскажу. Вот не знаю, правильно ли я поступил? К нам прикомандировали двух парней моего возраста. Ну, я-то себя уже опытным считаю, сами понимаете. И вот, один парнишка, Ленька, ну, мы с ним вроде как сдружились. Веселый, заводила, голос звонкий! Его бы в запевалы куда-нибудь, рота в два раза быстрее шагала бы. А здесь ему скучно, что ли. Неинтересно. Ходит с таким видом, будто самый умный. Я ему толкую – ты слухай, что старшие говорят-то, они люди опытные. А он только смеется. „Затихни, – говорит, – еще учить меня будешь! “ Вы не подумайте, он так-то неплохой, да глупый еще. Я-то возле трактора пообтерся, с разными людьми наобщался, да и ты, папа, далеко не последний человек в поселке, так скажем. Ну, и брат старший – это сила! Я всегда за ним тянулся, старался с его друзьями тоже поговорить, да вы и сами всё знаете. В общем, понимание имею. А Ленька только фасон свой держит да гонор показывает. А я его друг вроде как, кореш. И тут случилась с ним неприятность большая. У нас правила очень строгие по поводу животных. А он решил, что они не для него писаны, ну, и схватил голой рукой хорька дохлого. А тот возьми его и ку-сани. Мы все привитые, конечно, и он тоже. Да только правила гласят: не уберегся – пожалуй в изолятор, под наблюдение. А Леньке-то скучно в изоляторе будет, и так тошно ему стало! Просит – не выдавай меня, пожалуйста. Я ему толкую, что не имею права его покрывать, что дело-то серьезное. Иди, говорю, тебе укол с дополнительной дозой сделают, и посидишь, ничего с тобой не станется. А он, Ленька-то, как начал на меня кричать! Что это не по-товарищески, что я предатель, и что обязательно потом всех предам врагу. Представляете? Ну, я ему и двинул легонечко. Не мог я выносить таких слов. А потом схватил крепко за воротник и доставил в санчасть. Вот, говорю, принимайте голубчика. На скулу его не глядите – моя работа, виноват, а вот рука – это хорьковая работа. Ему сразу же вкололи, что требуется, и в изолятор. Мне внушение сделали, чтобы руки не распускал, но сильно не ругали. А потом я узнал, что Леньку, как выпустят, переведут в землекопы, то есть в саперные войска. Может, я и правда не по-товарищески с ним поступил? Как вы думаете, Саша бы меня поддержал? Мне кажется, что да. А всё равно на сердце кошки скребут. Вроде как подставил друга. Ну а если бы он заболел? Это очень серьезные болезни. И я вас прошу: осторожнее с хорьками, сусликами и прочими тварями! Видите, как ребятишки сусликов выманивают – отругайте. Лучше от грызунов держаться подальше, поверьте мне.
Как бабушка? Ты пишешь, что она совсем сникла. Передай ей, что это она зря такое надумала. Я вот сейчас пишу вам письмо, и мне так тепло на сердце, что вы у меня есть. И что у вас всё в штатном режиме, как я словечко здесь услышал. Это меня греет очень хорошо. Отвоююсь и вернусь домой, к вам всем. А сейчас я здесь и правда очень нужен.
До свидания! Привет от меня бабе Лиде!
Ваш сын Сеня, победитель крыс и ловец сусликов. И препаратор хорьков. А еще опытный специалист по заливанию и засыпанию хлоркой всего вокруг.
Жду письма с нетерпением!»
(Какой же у моего прадедушки
