бросил свой в огонь и тут же у меня в голове прояснилось. Я понял, что в этот дом меня привели слова старика и какая-то странная одержимость навязанной им идеей о том, что ключ здесь. А позже я вспомнил и наш с ним разговор о гримуаре, и лицо призрака за окном, исчезнувшее по его воле, и эти образки, которые были у де Ретеля, его тётки, у тебя и у меня. Потом такой же образок обнаружился и у… чёрного пса. Это был последний штрих в этой зловещей картине. Мне всё стало ясно, и я поспешил сюда, полагая, что тебе угрожает опасность. Я не был уверен, что колдун снова не заморочит мне голову, к тому же была опасность, что у него есть против меня какое-то магическое оружие. Короче, я решил не рисковать и, когда он повернулся ко мне спиной, снёс ему голову.
— Что ж, теперь я согласен, что это было мудрое решение, — кивнул Фонтейн и покосился на лежавший на полу обезглавленный труп. — Но как мы объясним это убийство? И что мы скажем служкам, которые работают здесь?
— А ты когда видел их в последний раз? — уточнил Джин Хо.
— Ну… — Фонтейн нахмурился. — Странно, но они уже давно не появлялись здесь, старик всё делал сам, готовил еду, подкидывал дрова в очаг, накрывал на стол. Где же эти парни?
— Их нет! Пройдись по кельям и убедишься, что в них никто не живёт. Я сразу заметил в них что-то странное, но потом они просто не являлись мне на глаза, и я забыл об этом.
— Что ты заметил? — насторожился Марк.
— Я не чувствовал их жизненной энергии, от них не пахло человеком. Я полагаю, что это были не люди, а служебные духи колдуна, которые принимали облик людей, чтоб служить ему. Когда сюда приезжало много гостей, ему было трудно справляться одному, и он призывал их, но сейчас здесь только мы, потому он решил, что справится сам.
— Но зачем такие сложности? — спросил Марк, вспомнив бледных и немногословных служек, которых видел здесь недавно.
— Наверно, колдун не хотел, чтоб здесь жили другие люди. Может, боялся, что они помешают его магическим занятиям или заметят что-то необычное, а может, просто ему нравилось жить в одиночестве.
— Как всё это странно, — печально пробормотал Фонтейн. — Колдун, магическое убийство барона де Ретеля, безумие старухи де Рошеруар. Я чуть не отправился на тот свет из-за этих резей в животе, а тебя пытался съесть демонический пёс. И всё ради чего? Ради сокровища, которое всё равно никому не досталось, и никто даже не знает, что это и где оно спрятано.
— Я полагаю, что кое-кто это знает, — усмехнулся лис и покосился на Марка. — Ты ведь уже всё понял?
— О чём он? — воскликнул Фонтейн, с надеждой взглянув на друга. — Ты знаешь, где спрятано сокровище графини де Понтье?
— Догадываюсь, — Марк неопределённо пожал плечами. — Но, боюсь, ты будешь разочарован.
— То есть ты полагаешь, что это сокровище не такое дорогое, чтоб составить приданое Бланки?
— Оно вообще не имеет для неё никакой ценности, а для тебя тем более.
Сокровище Дианы дель Рео
— Как это может быть? — насупился Фонтейн. — Если старушка сказала, что это сокровище, то так оно и должно быть!
— Но что это значит? — вздохнул Марк. — Все люди разные, и у каждого свои представления о настоящем сокровище. Жадный до денег барон де Ретель думал, что это драгоценности. Но если Диана де Понтье считала драгоценности таким уж бесценным сокровищем, зачем она раздала всё нищим? А если решила всё раздать, то зачем что-то прятать? Подумай сам, она графиня, имеет титул, место при дворе своего пасынка, нового графа де Понтье, свои драгоценности и дорогие вещи, которые никто не собирается у неё отнимать. Даже если она какую-то часть решила отдать на благотворительность, то зачем прятать остальное? Почему не владеть им открыто? Зачем скрывать всё даже от своей единственной дочери, которой оставила только родовое женское имя и маленький замок? Почему не передать ей в наследство своё богатство, если оно у неё есть? Да и стала бы такая женщина на смертном одре вспоминать о каких-то монетах и украшениях? Нет, Фонтейн, это было что-то дорогое именно для неё. И конечно, это был не колдовской гримуар и не оружие против духов.
— И что это было?
— Что было дорого для неё? Все подсказки были у нас перед глазами, но мы не хотели замечать их. Тебе нужны деньги, и ты надеялся найти что-то, что решит твои проблемы, но Диана прожила свою жизнь, отказавшись от титула и богатства, в тихом, небогатом замке, отдав последнее, что имела, на то, что было для неё важно.
— О чём ты? — нахмурился Фонтейн. — Перестань говорить загадками! Ты же знаешь, что я не настолько умён, чтоб разгадывать их. Не деньги, не драгоценности, не колдовские предметы. Так что?
— Память. Память о своей любви. Память о единственном человеке, которого она любила и потеряла. Когда Бланка рассказала, что её прапрабабка отказалась от титула и наследства и покинула Понтье, я подумал, что это странно, но потом понял, почему она сделала это. Она больше не могла называться именем, которое дал ей супруг, и не считала возможным принять его наследство, потому что изменила ему, потому что хотела посвятить свою жизнь тому, кого любила.
— Любила? — воскликнул Фонтейн. — Бланка не говорила ни о каком новом возлюбленном своей прапрабабки. Если он существовал, то почему после смерти мужа она просто не вышла за него замуж?
— Потому что он умер раньше. А почему она всё скрывала? Он был алкорцем. Даже в наше время, когда заключён мир между Сен-Марко и луаром, такие отношения считаются неприемлемыми, а тогда война была в разгаре. Если б люди узнали о её связи с алкорским рыцарем, она могла подвергнуться всеобщему осуждению, если не хуже. Потому ей и пришлось всё держать в тайне, опутывая свою любовь и свою печаль вуалью легенды.
— Тогда с чего ты взял, что это было?
— Как она и сказала, ключ находился в шкатулке. Помнишь то маленькое зеркальце с портретом рыцаря-алкорца на оборотной стороне? Обычно алкорские дамы заказывают такие брачные медальоны, где на одной стороне нарисован их портрет, а на другой — портрет их супруга. Но я встречал и зеркала, где на тыльной стороне изображён супруг, а с другой стороны — зеркало, где дама вместо лаковой миниатюры могла увидеть собственное лицо. Для Дианы это была
