— Я полагаю, это именно она занималась счетами вашего отца?
— За это я ей и плачу.
— И она никогда ничего не подозревала?
— С чего это? Не ее дело, как мой отец тратит свои деньги.
— Ваш отец не тратил свои деньги.
— Еще большая глупость с его стороны. Он и не знает, как это делается. Он и понятия не имеет о настоящей жизни, ему недосуг высунуть нос из своей убогой мастерской. Знаете, сколько раз они с матерью ездили в отпуск? Один. Один раз! Свой медовый месяц они провели в Пьетрасанте. Шезлонги и велосипедные прогулки вдоль побережья. Боже ты мой! Это просто убожество! А потом они всегда закрывали в августе мастерскую и ходили по музеям, как парочка глупых туристов. Или отправлялись в «путешествие», как они это называли, в Сан-Джиминано и Сиену. Я ему, бывало, говорил: «Почему бы вам не поехать за границу, не вырваться из этой рутины?» — «Зачем нам за границу? У нас тут самые знаменитые произведения искусства и самые красивые на свете здания. У нас тут море, и поля, и горы, не говоря уж о вине, еде и музеях. Куда можно поехать, чтобы найти места лучше наших?» Его самого надо выставлять в каком-нибудь музее вместе с другими флорентийцами вроде него.
— Вы тоже флорентиец.
Он рассмеялся, и прегромко. Это могла быть и бравада, однако на то было не похоже. Его глаза сверкали, но не от страха. Казалось, он репетировал свою речь долгие годы в ожидании достойной публики.
— А что ваша мать? Она была несчастна, живя такой жизнью?
— Вы, наверное, шутите. Они были два сапога пара. Работала всю жизнь в магазине и никуда не выходила. И жила над магазином. Как в средневековье. Скажу вам, что в последних классах школы я никогда не приглашал своих друзей к нам домой. Нет, вы представляете? Один из них жил в огромном доме с садом на виа Сан-Леонардо, а другой на вилле с бассейном во Фьезоле. А мать говорила: «Приводи своих друзей, мы всегда им будем рады, прошу тебя, приводи»!
— А друзья не удивлялись, почему вы никогда их не приглашаете?
— Я сказал им, что моя мать — инвалид. Я был не так уж далек от истины. Она была еще не старая, когда умерла.
— Совсем не старая, нет.
К счастью для себя, она не дожила до этого дня. Ему вспомнилось, как когда-то, несколько лет назад, Тото визжал: «Почему у нас нет нормального дома, как у всех остальных? Я не могу привести друзей в эти дурацкие казармы! Почему ты не можешь найти нормальную работу, как отцы других ребят?»
Теперь он вдруг почувствовал тошноту, и сердце забилось слишком сильно, будто от страха.
— У вас тут, должно быть, кондиционер. — Внезапно ему стало холодно.
— Да, только что установили. Супермощный. Если вам холодно, то я могу...
— Нет-нет. — Неужели этот человек, сидящий напротив, не боится? Если у него не осталось никакой любви к родителям, то к себе-то, наверное, осталась? Он должен знать, что его песенка спета. И он знает.
— Так или иначе, сердце моего отца износилось. Он скоро умрет, даже не узнав жизни.
— Мне кажется, он жил, как хотел.
— А как же я? — В припадке бешенства Джерардо вскочил и подался вперед, тыча своей большой рукой в лицо инспектору. — А как же все эти годы, что я провел над магазином? Годы стыда — и это еще не самое худшее. Когда я получил диплом и он передал мне свои счета, я обнаружил, что он зарабатывал кучу денег! Мы могли бы жить как нормальные люди!
Он все повторял: нет, вы представляете? — рассчитывая на понимание, на сочувствие инспектора. И в то же время у него не хватало ни сочувствия, ни воображения, чтобы понять своего отца.
— Я сразу же заставил его купить приличную квартиру, убедил его, что он получит снижение по налогам, и коль скоро он никогда не давал себе труда взглянуть на цифры...
— Значит, тогда все и началось? Тогда у вас появилась эта идея?
— Нет, но именно тогда я перестал его стыдиться и разозлился на него.
— Получается, что вы унаследовали его знаменитый темперамент.
— У меня были веские основания для злости, не так ли? Однако началось все несколько позже. А тогда мать была еще жива. Она заболела вскоре после их переезда на новую квартиру.
— Ей там не понравилось?
— Еще как понравилось! Покупка была хорошим вложением денег, и, кроме того, вы представьте: после той старой дыры в центре города!.. Она все хвасталась знакомым, как там число и светло, как мало уборки: «Я просто не знаю, чем себя занять. Есть, конечно, магазины на другом конце улицы, очень хорошие. И автобусная остановка рядом. Я не вожу машину. Джерардо обо всем позаботился». — Он жестоко кривлялся. — А потом у нее обнаружили рак.
— Значит, все началось после ее смерти? Это вас подтолкнуло...
— Нет, с его машины. Он вечно ездил на этих жалких «фиатах», покупал очередную скучную модель от Агнелли — по завышенной цене. Он говорил: «Мне сгодится и итальянская машина. А то купишь иностранную, а потом разоряйся на запчастях да еще бегай ищи, кто бы ее отремонтировал». Я ему постоянно твердил, что те времена давно прошли, и если уж ему хочется скучную маленькую машину, то лучше покупать японскую — она и дешевле в два раза, и надежней. Но нет, ему милее было спонсировать уродцев Агнелли! В конце концов я устроил происшествие с пироманьяком. Я сам поджег эту чертову железку, получил для него страховку и купил ему что-то более-менее приличное. Первый «мерседес». Но он, конечно, так и не стал его водить.
— Зато вы стали.
— Он никогда никуда не выезжал. Сказал мне, чтобы я держал машину у себя, а сам стал ездить на автобусе.
С отвращением фыркнув, он дотянулся до мраморной пепельницы и положил сигарету. У него было такое же удлиненное костлявое лицо и густая шевелюра, только черная, а не седая, как у отца.
— Что теперь будет? Где же наручники?
— У меня нет при себе наручников.
— И что же?
— Я позвоню в полицию. Когда настанет время.
— А журналисты, фотографы?
— Это то, что вам нужно?
Пожав плечами, он провел рукой по волосам и едва заметным взглядом скользнул по своей дорогой одежде.
Инспектор мысленно вообразил его в суде, поминутно вопрошающим судью: «Вы представляете?» Не удержавшись, он добавил:
— Скорее всего, газетчики поднимут большой шум. Ваш отец — весьма известная персона...
— Мой отец?.. Ах, вы, наверное, имеете в виду его квартал, эту дыру, где, по его мнению, мир начинается и заканчивается, верно?
— Я имею в виду Флоренцию. А также несколько других городов в Европе и Японии. При своем таланте он имеет клиентуру по всему миру. Кроме того, он богат, не правда ли? Оглянитесь вокруг. Он оплатил все это своим талантом.
— А меня воспитывал в нищете.
