оставалось ни капли пространства. Я видела, как на его губах играла усмешка — злая, презрительная, и в его взгляде я заметила нечто, чего до этого не видела: беспощадную, безжалостную ярость.
— Не удастся? — он склонился к самому моему лицу, и от его голоса мне стало не по себе. — Ты — моя жена, Анжелика. И если думаешь, что можешь вести себя, как капризная, безрассудная шлюшка, заблуждаешься. Ты — моя собственность. Соглашение закреплено, и пока я решаю, что тебе делать и с кем говорить. Ты мне принадлежишь, — прошипел он, как змея, загоняя каждое слово в мою голову, как гвоздь. — Ещё одна такая выходка, и я развалю вашу драгоценную семью. Публично, громко. Сделаю так, что вы даже имени своего не отмоете. Твоя хромоножка никогда не выйдет замуж даже за бомжа!
Я замерла, ошеломлённая его словами. Ублюдок. Знает на что надавить.
— Развод? Думаешь я этого не жажду? — я расхохоталась, но в этом смехе была вся горечь, вся обида. — Но ты не посмеешь это сделать. Ты слишком горд, слишком тщеславен, чтобы признать, что твоя жена тебе изменяет. Все твои «угрозы» — всего лишь жалкая попытка удержать контроль надо мной. Ты не сможешь, ты жалкий — даже в этом.
Он мгновенно схватил меня за плечи, сжал так, что я невольно вскрикнула от боли. Пальцы Рафаэля вонзались в мою кожу, и я едва сдерживала крик. Его лицо оказалось совсем рядом — слишком близко, и я видела, как зрачки сузились от ярости.
— Хочешь проверить, посмею ли я? Не испытывай моё терпение, Анжелика, — прорычал он. — Думаешь, что «добрый» священник будет защищать тебя вечно? Думаешь, я не знаю, почему ты так любишь бродить вокруг церкви? Ты воображаешь, что тебе может кто-то помочь, что есть кто-то, кто посмеет вмешаться? Что ж, для него это будет катастрофой. Потому что я знаю, что священник и Странник — это одно и тоже лицо!
Мои слова вырвались прежде, чем я успела подумать.
— Тебе не понять, что такое защищать кого-то, Рафаэль. Никогда. Ты можешь только уничтожать. И мне плевать, что священник и Странник одно и тоже лицо!
Его губы скривились в усмешке, и в глазах вспыхнул ледяной свет.
— Так ты это называешь, да? Защита. Думаешь, тот, кого ты называешь своим другом, будет рисковать жизнью ради тебя? Раз за разом вмешиваться в наши дела? Ну, посмотрим, Анжелика. Твой Странник, твой падре — никто из них или ЕГО не сможет оградить тебя от меня. Ты моя. Ты принадлежишь мне, и этот выбор сделан.
Слова застряли у меня в горле, словно ком. Я пыталась вырваться из его рук, но он держал меня, как в тисках. С каждым его словом, с каждым взглядом, который он бросал на меня, я чувствовала, как его ненависть, его одержимость, его отчаянное стремление к контролю закипает в нём, грозя разрушить всё вокруг.
И тут нас прервали. Из холла донеслись шаги, и я повернулась, увидев, что в дверях стоит Изабелла. Рядом с ней — мужчина, которого я видела впервые. Высокий, сдержанный, с жестким, колючим взглядом, будто ищущим слабину в каждом на кого посмотрит. Он смотрел на меня так, словно сканировал каждую мелочь, каждый жест.
— Здравствуй, Анжелика, — прервала моё замешательство Изабелла, сжав губы. — Позволь познакомить тебя с Джузеппе Лоретти. Это мой давний друг. Я хочу, чтобы мы все поужинали и познакомились.
* * *
Мы сели за стол, и обстановка вокруг накалилась так, что казалось, ещё секунда — и воздух разорвётся от напряжения. Рафаэль сидел напротив, не скрывая ярости, его взгляд прожигал меня насквозь, заставляя каждую клетку тела сжиматься, как пружина. Я ощущала, как он ждет любой промах, любую оплошность, чтобы немедленно вцепиться в меня.
Изабелла с Джузеппе Лоретти обменивались вежливыми, безупречно выверенными фразами, но я чувствовала что-то зловещее, непривычное в каждом их слове. Лоретти, высокий и сдержанный, изучал меня хищным взглядом, в котором сквозила насмешка и ледяное любопытство. Казалось, он впитывал каждую мою реакцию, любое движение. Этот человек, словно знающий о каждом моём слабом месте, всматривался в меня так, будто намеревался прожечь насквозь. Я старалась не смотреть на него, но каждый его пристальный взгляд оставлял на мне тяжёлый след, словно предупреждая, что моё внутреннее спокойствие — лишь хрупкая иллюзия. Он был способен разорвать её в любую секунду. Кто он такой? И почему мама привела его в наш дом?
— Анжелика, — тихо произнёс Лоретти, не сводя с меня глаз. — Тебе подходит это имя…красива как ангел. Хоть и не похожа на мать и на отца.
— Вы знали моего отца? — тихо спросила я…стараясь не показать, что слова о непохожести задели меня.
— Да, я знал твоего отца. Мы были партнерами много лет назад.
Его голос был обманчиво мягким, скользким, и от этой мягкости становилось невыносимо.
— Я слышал, ты исправно посещаешь церковь? — он не сводил с меня взгляда, и от его пристального внимания мне хотелось вырваться из-за стола, подальше от этого тошнотворного ужина. — Проводишь много времени на исповеди?
Я наткнулась на взгляд Рафаэля, злой, исподлобья. Никакой пощады в его глазах не было. Напряжение в его лице говорило всё. Ещё один неверный шаг, и мне не сдобровать.
— Падре Чезаре — мой друг, — проговорила я, надеясь, что голос останется ровным. — И я набожный человек. Вы все верно слышали. Моя мама знает об этом.
— Твой друг? — повторил Лоретти с легкой усмешкой, будто это слово — нелепая шутка. — Это хорошо, очень хорошо. Верные друзья — редкость, — медленно сказал он, не отводя взгляда.
Изабелла метнула на Лоретти взгляд, в котором была тревога, но она молчала, словно замерла, ожидая развязки. Лоретти поднес бокал к губам, и я почувствовала, как под его взглядами холод прокатился по спине. Он словно уже знал что-то о моих мыслях, о моём страхе, обо всём, что я пыталась спрятать за внешним спокойствием. Казалось, ему не нужно было слушать мои слова — он видел всю правду за ними.
Рафаэль, до этого молчавший, вскинул голову и, отодвинув бокал, с нескрываемой угрозой спросил:
— Как-то странно получается, правда, Анжелика? — его голос был натянут, как струна, вот-вот готовая лопнуть. — Прямо после свадьбы ты становишься набожной. В каких грехах ты исповедуешься падре Чезаре, интересно?
Его глаза искрились злостью, и он не собирался скрывать её, с каждой секундой подавляя меня всё сильнее.
— Может быть, — Рафаэль обернулся к Лоретти, едва заметно усмехнувшись, — падре Чезаре помогает справляться с трудностями замужества? Разрешает сомнения… подсказывает, как
