мягко освещали тусклые фонари, приглушая глубокое искристое ночное небо юга. Фоном чуть слышно звенели цикады, густо шуршали листья в саду, пахло пронзительно и сладко. Стефания запнулась о разбитую плитку – после происшествия в декабре всё еще не восстановили покрытие – и выронила телефон. Гаджет уцелел, но в отместку выбросил на экран воспоминания годичной давности: она в бесформенном пальто на серой аллее в парке родного города, еще немного полноватая после родов и жутко этого стесняющаяся. Перед ней коляска с крошечной спящей Ханной. Земля покрыта клочками редкой травки, желтыми островками мать-и-мачехи. Сонные деревья в робком кружеве проклюнувшихся листочков едва зеленеют. Небо прозрачное, безжизненное, холодной бледной синевы. «Не хочу, – подумала она, – не хочу в такое лето. – Тут же вспомнила, как весело бежать по хрусткой лыжне зимой и до слез щуриться от яркого солнца, как поет, ухает и вибрирует под коньками голубоватый лед в заливе. – Я скучаю по снежной, морозной зиме, по вкусу студеного воздуха, инею на ресницах, льдистому покусыванию ветра… Надо обязательно приехать зимой. Только бы с мамой всё решилось…»
– Кристиан, привет, представь, чуть телефон не разбила.
– Он же у тебя в толстом чехле – это надо очень постараться.
– Я на террасу вышла, тут после взрыва пол раскурочен. Я рассказывала тебе? Не-ет? Да ладно. Ой, нельзя ведь рассказывать, тетка меня прибьет,. – Стефания стучит ладошкой по губам. – Короче, забудь. Потом когда-нибудь расскажу, может быть. Ты все вещи собрал?
– Да что там собирать? За час все покидаю.
– Смотри, послезавтра утром чтоб как штык был – у меня на тебя большие планы.
– Какие? Я ко всему готов.
– Кто-то же должен носить два моих больших чемодана. – Стефания смеется. – Правда, они просто огромные, но там в основном вещи Ханны. Так что ты себе много не набирай.
– У этого маленького человечка столько багажа?!
– Так у нас погода в начале лета очень переменчивая, еще и снег может идти – беру кучу одежды. Возьми себе свитер и куртку, кстати.
– А… там куплю, если что.
– Ну смотри. Послушай, у нас будет один незнакомый пассажир. Для тебя два – наша Лариса и не известная никому Наталия Смирнова.
Кристиан вздыхает, собирается с духом:
– Я не знал, получится у нее договориться или нет… Короче, Наталия Смирнова – это моя мама.
– Класс! Когда ты мне собирался сказать об этом? И ведь твою маму, кажется, зовут Лия? Это такой сокращенный вариант?
– Вроде того. Маме не нравится ее имя – она считает его слишком общим, нарицательным. Говорит, в ее юности все арабы и турки русских девушек называли Наташа. Нет, Натаашя. Ее это бесило, вот она и придумала, что ее зовут Лия. Мне как-то всё равно.
– Да, это неважно. И что, мы будем знакомиться?
– Мне это кажется неизбежным. Но, если ты против, мама готова притвориться посторонней.
– Абсурд! Полный абсурд!
– И я о том же.
– Она знает про Ханну?
– Знает.
– Что еще она знает?
– Что ты самая замечательная девушка на свете и моя любовь!
– Думаешь, я ей понравлюсь?
– Конечно! Я надеюсь, и она тебе понравится. Она ведь тоже волнуется.
– Твоя мама не может мне не понравиться. Она что, едет ради знакомства?
– Ну нет. Это можно было обставить более комфортно и спокойно. У нее творческая встреча в Италии.
– Ого! Интересно.
– Я думаю, об этом она сама тебе расскажет с преогромным удовольствием. Вообще, если не будешь знать, о чем с ней разговаривать, спроси, над чем она сейчас работает, и можешь расслабиться, этот поток неисчерпаем.
27
Порт видел всякое. Его нисколько не удивили два «огромных» чемодана Стефании. Дорожную сумку Марты он даже не заметил. За Ларисой прикатили чемоданы на тележке, их тоже было два, но под одним из них затрещал трап, и молоденький юнга бросился на помощь красному от напряжения Славе.
– Камни? – пошутил юноша.
– Фрукты, – выдохнул Слава.
– Стойте! – Людовик поманил Славу к себе рукой. – Возвращайся. Здесь только фрукты? Вас таможня не пропустит – ни береговая, ни в аэропорту. Даже не стоит пытаться. Выгружай.
– Я же тебе говорил! – досадует на жену Макар.
– Персики, абрикосы, нектарины, дынька. Мушмула еще японская. Всё очень хорошо упаковано! Доедет! – Лариса раскинула руки над своим драгоценным грузом.
– Лариса, прекрасная женщина, дело же не в том, как оно доедет, а в том, что закон запрещает перевозить в багаже овощи и фрукты.
– Совсем? У них же там такого нет! – Лариса готова расплакаться.
– Возьмите немного, что можно якобы везти для употребления в дороге. Глядишь, не обратят внимания.
Когда Лариса, горестно причитая, утирая со лба пот, будет отбирать плоды, сразу наполнившие ароматом влажный воздух раннего утра, на пирсе в сопровождении Кристиана появится Великолепная Дама. Белоснежный брючный костюм, шелковый шарф поверх идеально уложенных волос, очки в пол-лица и шляпная коробка на локте. Ах, скажут все хором; кто не скажет, тот подумает. Кристиан пожмет плечами за спиной матери и предложит ей руку для грациозного восхождения на борт. Она руку, извиняясь, отклонит, приветственно коснется благоуханной скулой щеки Людовика, радушно, чуть повыше кистей, тронет руки Миланы, всем прочим протянет холеные наманикюренные пальчики:
– Лия, просто Лия.
Особенно присмотрится к двум молодым женщинам с играющими детьми – Стефанию угадает. Задумается над растерзанным фруктовым чемоданом: мы это не берем? – моментально объединяя себя со всеми этим «мы».
– Фрукты просто восхитительные. Жалко. А давайте возьмем для стола несколько штук. Можно? У нас же есть на борту охлажденное белое вино? Людовик?
Получит утвердительный ответ и запросто присядет на корточки рядом с Ларисой.
Выберет бархатистый персик, поднесет его к носу:
– Боже мой, какой дивный запах! Почему мне никто не сказал, что уже есть персики?! Обожаю! Юнга, дайте же нам блюдо!
Кристиан поднимет на яхту громоздкий и невесомый, явно заполненный шелками и перьями багаж матери. Оставит в каюте ее и свои вещи, поможет всем своим попутчицам подняться на борт. Его знакомство с семейством Ларисы останется незаметной, приятной деталью окончания прощания и начала путешествия.
Еще не ступив на яхту, Лия, как опытный мореход, снимет туфельки и, взошедши, держа их в свободной руке, спросит:
– Где моя каюта?
– Там же, где и моя, – ответит ей Кристиан, а юнга, очарованный изысканными манерами, чуть дыша, проводит ее в кают-компанию.
Все выдохнут и начнут махать руками оставшимся на берегу. Двигатели взревут, взобьют пенный шлейф, и белая стрела покинет темные воды марины. Человеческие фигурки растают вдали, а крикливое облако жадных чаек сорвется со старой ржавой баржи и погонится за набирающим скорость судном. Оно нависнет на мгновение
