— У тебя ж на пасеке медовуха во фляге была…
Манаев быстро поставил на стол обжигавший пальцы стакан:
— Вот, шут побери, совсем про флягу забыл! Сейчас же оседлаю коня да сгоняю с бидончиком за медовушкой…
Супруги Клепиковы приехали на пасеку в «Ниве» раньше Манаева. Пригарцевавший туда верхом Иван Данилович сразу нырнул в погреб, перелил из фляги остатки медовухи и, едва выбравшись из подземелья на белый свет, жадно приложился к бидончику. Отведя душу, сел на бревно возле омшаника и блаженно закрыл глаза. Анна Ивановна лихорадочно соображала, как бы завести с Манаевым разговор о Водорьяпове. Она опасалась, что тот скоро уедет на дежурство. Но Манаев, выпив медовухи, вроде и забыл о предстоящем дежурстве.
— Георгий, поговори с Данилычем насчет Водорьяпова. Завтра последний срок. Деньги отдавать надо, — сказала мужу Клепикова. — Что будем делать?
Георгий Макарович, усевшись рядом с Иваном Даниловичем, спросил:
— Полегчало?
— Еще бы!
— Ну а что с Водорьяповым делать будем?
— Гоша, не погань мне настроение! «Что, что?» С твоими ручищами я давно бы удушил его.
Георгий Макарович вздохнул:
— Страшно.
— Эх, паникер!.. Анна вон говорит, вымогатель сегодня заночует в Выселках вместо Виталия Ложникова. Глухое место! Там его, спящего, как котенка, можно тюкнуть.
— Анна и мне об этом сообщила.
— Тогда в чем заминка?
— Я так думаю…
— Гоша! С непривычки думать тяжело. Я тебе все распишу, как по нотам, Ты, значит, ночью берешь у меня немецкую винтовку и тихонько шагаешь в Выселки…
— Погоди, Данилыч, дай мысль доскажу.
— Для чего тебе мыслить? Выполняй мою команду!
— Погоди. Ты говоришь, надо шагать. А милиция приедет с ищейкой, и собака по горячему следу схватит меня.
— Гоша! — отхлебнув из бидончика, воодушевился Манаев. — Коль трусишь пешком шагать, садись в седло на моего коня, и никаких следов не останется. Ну, как?..
Георгий Макарович помолчал:
— Насчет коня я не думал.
— И не надо голову пустяками забивать. Вспомни, как мы с тобой светлое будущее строили. Разве плохо нам жилось? Денег было — хоть рюкзаком греби! Ты слушайся меня, если намерен доработать до пенсии в бригадирской должности. Давай лишь условимся: Анна об нашем уговоре знать не должна. Не бабское дело — решать мужские дела. Согласен?
— Ну, согласен, только… Анна ночью меня из дома не выпустит.
— Соври ей, будто идешь к пруду за карасями. На рыбалку-то отпустит?
— На рыбалку отпустит, да я врать не умею.
— Ох, чудак! Не можешь схитрить — проверь на самом деле в пруду мордушки. Там ведь у тебя стоят?..
— Стоят. А куда улов дену?
— Гоша, ну что ты расквохтался как несушка. Мне рыбу отдашь, вот куда! Еще какие вопросы?
— Нет вопросов.
— Тогда — мотай инструкцию на ус…
— Погоди малость, я так быстро не соображаю.
— Чего тут соображать?
— Ну как чего… Ты вот вроде сказал, будто я могу удержаться в бригадирах до пенсии, а это — дело сомнительное. Новый председатель вот-вот скинет меня с должности.
— Гоша, он сам на волоске держится. Смутьян временно председательские вожжи захватил. Без жесткого командования у него ни хрена не получится. Да и Михаил Михалыч Пупынин не дурак, чтобы руководство сельским хозяйством отдавать в руки малолетних выскочек.
— Народ, Данилыч, в последнее время забузил, — тяжело вздохнув, сказал Клепиков. — Помнишь, какую шумиху подняли против тебя на отчетном собрании?
Манаев беспечно махнул рукой:
— Что такое народ?.. Побузит, побузит да перестанет. Много проку ты видишь от того шума? Это в больших городах бездельники изо дня в день митингуют, а у нас в районе после небольшой стычки все по-прежнему.
— Нет, Данилыч, не все. Прежнего районного секретаря партии скинули.
— Чего мелешь?! Не скинули, а проводили на заслуженный отдых. Человек уже пожилой, устал. Понимаешь?
Георгий Макарович усмехнулся:
— Секретарь устал, а ты — в сторожах…
Манаев приложился к бидончику:
— Это, Гоша, временное явление. По секрету скажу: Пупынин за меня горой стоит, а он — человек авторитетный. У него, хочешь знать, рука в больших верхах. Для меня на данном этапе одна болячка — Водорьяпов… Как только избавимся от вымогателя, я сразу в гору пойду.
— И даже на председательское место можешь вернуться?
— Почему нет?.. Заслуги имею большие, руководящего опыта — еще больше. Поэтому беспрекословно слушайся меня, если намерен доработать до пенсии бригадиром.
— А если до твоего восстановления новый председатель подберет другого бригадира?..
— Тогда я тебя немедленно восстановлю.
— Не обманываешь?
— Да разве я обманщик?.. — Манаев обнял Клепикова за плечи. — Ох, и тугодум же ты, Гоша… Ну, теперь-то хоть что-нибудь соображаешь?
Клепиков помолчал:
— Теперь вроде соображаю.
— Инструктировать?..
— Давай.
Закончив «инструктаж», Иван Данилович настолько затяжелел от медовухи, что даже с помощью Клепикова не смог взобраться в седло.
— Садись в «Ниву», — сказала ему Анна Ивановна. — На коне Георгий поедет.
— Коня мы здесь оставим, — вдруг заявил Манаев. — Ночью мерин мне понадобится.
— Чего надумал?
— Военная тайна.
— Серьезно спрашиваю.
— И я не шучу. Не вмешивайся, если хочешь спать спокойно.
— Ты ведь в доску пьян.
— Пьяница — проспится, дурак — никогда, — хихикнул Иван Данилович и громко запел:
Ромашки спрятались, поникли лютики-и-и…
— Лезь в машину, артист!
Дорогой Анна Ивановна несколько раз пыталась завести разговор о Водорьяпове, но Иван Данилович в ответ только хихикал. Молчаливый Георгий Макарович вообще словно онемел. Когда въехали в село, Манаев вроде бы протрезвел. Выбравшись из «Нивы», он подмигнул Клепикову:
— Не забудь ночью карасей наловить для закуски. Завтра мы с Анной обмоем юбилей вымогателя. — И, размахивая полупустым бидончиком, весело заколесил к своему дому. Весь вечер Клепикова допытывалась у мужа, что они задумали, однако Георгий Макарович, будто попугай, твердил одно и то же: «Не бабское дело — решать мужские дела». Близко к полуночи он стал собираться за карасями. На всякий случай Анна Ивановна строго предупредила:
