Раз ждет, значит надо уважить. — я поправил оперативную кобуру, к которой еще не привык и полуобернулся к сестренке: — Пойдем, посмотрим, что им надо.
Гостиная встретила меня нерадостно.
— А, племяш явился. — дядя потягивал коньяк из пузатого бокала развалившись в кресле.
— И тебе привет. — проявил я холодную вежливость.
Дядя явно чувствовал себя как дома, забывая, что он тут в гостях. Его, когда то элегантный костюм был слегка потрепан, на вскидку это не так уж и заметно, но если знать, куда смотреть, то становилось понятно — человек явно испытает недостаток средств, но старается показаться успешным.
Образ дополняли и аляпово дорогие часы, слегка потряхиваемые рукой так, что бы человек обратил на них внимание. Глубокие залысины он пытался прятать прической, образ того, кто больше кажется, чем есть на самом деле дополняли туфли сверкающие свежей ваксой. Мое разогнанное восприятие отметило, что явно, когда-то бывшими модными, туфлям уже не один год, их тщательно попытались разгладить на сгибах, но даже свежий слой обувного крема не смог спрятать морщинки.
Под стать дяде были и его спутники. Такие же здоровые и слегка обветшалые. Отличие было в том, что дядя скалился и проявлял веселость, а вот парочка громил выглядела весьма угрюмо.
— Ты, племяш, прям зазнался. — дядя выпрямил спину и стал грозно глядеть на меня. — А ведь именно моими стараниями ваш род смог отделиться.
Он пригубил из бокала и продолжил.
— Доброе дело всегда должно хорошо оплачиваться! Правильно я говорю, ребята?
Дюжие молодцы дружно угукнули что-то утвердительное.
— Так что, племяш, не жмись! Нас трое и ты один, а значит — поделим твои 100 миллионов по честному на четверых, да приплюсуем проценты за услугу и оплату наших трат на дорогу.
Я с большим удивлением внимал столь «честному» дележу именно моих денег.
— Немного округлим, — продолжал охренивать дядя, — подкинем и твоей приживалке. Но за это придется этот домик на меня переписать…
Возможно дядя ожидал, что легко сможет надавить и заморочить пару подростков. Его сопровождающие смотрели грозно и угрюмо, давая понять — лучше соглашаться на предложенное, а то и вовсе без ничего останешься.
Но на меня ни словесные кружева, ни вид дяденых подпевал не действовали. Да и сестренка, после случая с допелем и маман уже была совсем не кисейной барыней.
— … так что получите по 50 тысяч, этого вам для старта вполне за глаза будет! Дорогу к личному могуществу может пробить только тот, кто преодолевает трудности! А если что и случится, так всегда сможете обратиться ко мне, а мы вам, так уж и быть — подсобим!
Дядя закончил речь, допил остатки коньяка одним глотком и вопросительно посмотрел на меня.
— Сусанна! — позвал я горничную.
— Что вам угодно, господин? — горничная оказалась тут, как будто ожидала вызова за дверью.
— Сломай дяде ногу! — я оценивающе глянул на билдерняшку и добавил: — Только нежно и аккуратно!
Глава 14
— Сломай дяде ногу! — попросил я горничную и добавил: — Только нежно и аккуратно!
Дядя, явно не ожидавший такого ответа, только хлопал глазами.
— С радостью, господин! — ответила билдерняшка и разминая кисти рук направилась к незадачливому родственнику.
Пара дядиных подручных попытались перехватить ее, но — хусть, хлесть и вот уже они оба на полу. Один нянчит явно вышедший из сустава правый локоть, а второй просто лежит без сознания.
— Но я же родственник! — спал с лица нацелившийся на мои миллионы дядя.
— Правую или левую? — уточнила Сусанна нависая над забившимся в кресло человеком.
— Хм… - задумался я. — Дядя, ты можешь сломать себе палец, сам, на память, а можешь подождать пока Сусанна сломает тебе правое колено и тогда будешь всю жизнь хромать. Выбирай!
— Я сам! — испуганным поросенком взвизгнул дядя, растерявший весь сибаритский вид. — Только мне нужна помощь!
— Эх, придется тебе помочь, дядюшка. — я взял пресс-папье из малахита с небольшого стола у стены и подошел к родственнику. — Палец на подлокотник и глаза не закрывай! А то придется повторить.
Неудачливый отжиматель миллионов мелко дрожа положил мизинец на массивный подлокотник кресла, я резко и сильно стукнул пресс-папье, размозживая кости крайней фаланги в осколки. Теперь ему поможет только ампутация или весьма дорогой целитель, но не думаю, что на последнего у него есть деньги.
Дядя побледнел, но, к его чести, не издал и звука. Только глаза стали очень грустные, но меня таким не проймешь.
— Дела твои здесь закончены, собирайся, бери своих охламонов, тебя проводят. — я вернул пресс-папье на место и продолжил: — Ты хоть представься напоследок.
— Олесь Комаровский.
— Я запомнил тебя, Олесь. В следующий раз так миндальничать не буду. Разрешаю откланяться.
Дядя молча подошел к приходящему в сознание бугаю, вместе с баюкающим вывихнутую руку подъельником поднял страдальца и поддерживая его с двух сторон троица, сопровождаемая билдерняшкой, отправилась восвояси.
