очередной раз психанул, и едва не разбил телефон о стену. Спасло мой телефон то, что именно на него бы позвонила Аня, когда операция закончится.
А она — не звонила. Три часа уже прошло. Я мог бы позвонить сам. Но вдруг операция идет еще? Вдруг что-то пошло не по плану и Вера Викторовна сейчас сражается за жизни нерожденных еще младенцев? А тут я — со всеми истеричными звонками. От звонка я воздержался, но оставаться один в палате, которая теперь воспринималась клеткой, уже не мог.
Вышел в коридор. Здание клиники было большим, в несколько этажей и два крыла. Клиника не была частной на все сто процентов, та же Вера Викторовна проводила подобные операции и по полису медицинского страхования, но нужно было оббить кучу порогов и выждать очередь, а затем лежать в общей палате. Куда как проще и действеннее было заплатить.
По клинике я особо не ходил. В первый раз меня проводили, затем я ходил сам, получая бахилы, шапочку и халат. Желания шарахаться по коридорам у меня не возникало и сейчас я только диву давался, как длинны и запутаны переходы клиники. Куда я шел? Не знаю, наверное меня вело наитие и тревога за Аню. Пару раз на меня недоумевающе смотрел кто-то из персонала, но я обладал халатом, шел уверенно и меня не трогали.
Я был уверен — иду я именно туда, где так нужен. И я стал еще более уверен в этом, когда мимо меня сначала торопливо прошла женщина в халате, я прибавил шаг, а затем просто пробежал мужчина. Куда они могли так спешить? Явно к месту чрезвычайной ситуации. Сердце сжалось тревогой. Пошел четвертый час, как Аньку забрали, операция должна была уже закончиться, я вдруг четко понял — все пошло по пизде. Пошло, и именно поэтому люди бегут к эпицентру этого пиздеца, чтобы попытаться что-то исправить.
Я устремился вслед за мужчиной в белом халате. Он бежал к лестнице, видимо решив, что ждать лифта будет дольше. Я — за ним. Он перепрыгивал через три ступени, не оборачиваясь, не глядя на меня. На следующем этаже большие двери в отделение запирались на магнитный замок. Мужчина приложил карточку, замок послушно пиликнул в ответ, мужчина дернул дверь едва дождавшись. Я отсчитал три секунды — не хотел привлекать к себе внимания. Затем придержал плавно закрывающуюся дверь и заглянул в белизну коридора, что начинался за ней. Вошел. Спешащая куда-то медсестра скользнула по мне рассеянным взглядом, но не стала останавливать. Потому что если я вошел, значит у меня был доступ.
Входя я успел заметить в какую палату влетел доктор, за которым я спешил. Медсестра вбежала туда же. Я подошел. Дверь была частично остеклена, но в это окошко я видел только мешанину из спин в белых халатах. Я знал, что за этими спинами Анька, моя Анька, и я никак вообще не могу ей помочь и осознание этого делало мне физически больно.
И я — потянул дверь на себя. Не чтобы войти, я знал, что врачи делают свое дело и я буду только мешать. Я хотел увидеть Аню своими глазами и убедиться, что она жива. Я сделал полшага вперёд, пытаясь разглядеть происходящее.
И я увидел. Анькину тонкую руку, с торчащим из нее катетером для капельницы. Рука была сжата в кулак так сильно, что костяшки пальцев побелели. Рука была откинута в сторону, словно ненужная и свисала с кровати, хотелось подойти и положить ее на кровать. А Анька...
Ее спину выгибало так, что живот торчал вперёд и двое мужчин не могли совладать с нею, чтобы уложить ровно. На белой сорочке, натянутой на животе, алели пятна крови. Я сделал еще шаг, чтобы увидеть ее лицо — глаза закатились, я видел только белки пронизанные лопнувшими капиллярами. Губу она закусила так, что прокусила, и теперь по щеке стекала вниз, смешиваясь с волосами, струйка крови.
— Не вижу эффекта от противосудорожных, — крикнул кто-то.
— Поменяй на... — длинное название препарата, которое я не сумел запомнить.
Я смотрел на Аню.
— Давление растет, — встревоженно бросила Вера Викторовна.
А потом она увидела меня. Ни секунды растерянности. В глазах милой и улыбчивой нашей докторессы вспыхнула ярость.
— Это реанимация! — яростно выкрикнула она. — Пошел вон немедленно! Сергей, выпроводи его!
И тут же вернула своё внимание Ане. Я не сопротивлялся. Выставили меня не только из палаты. Подошедшая охрана вывела меня из здания вообще. Я нашарил ключи в кармане и сел в авто. Растерянно уставился на свои руки — они дрожали. Я понимал, что Аня может потерять своих детей, и делал все для того, чтобы помочь ей их сохранить. Но я не думал о том, что сам могу потерять Аню.
Глава 42. Анна
Пробуждение было невыносимо тяжёлым. Я плавала в забытьи, из которого не могла вырваться и казалось, перестала существовать. Я улавливала звуки извне, которые говорили о том, что если не я, то мир вокруг меня точно реален, но вырваться никак не могла. Затем услышала чей-то голос. Знакомый, даже сказала бы — родной. Попыталась за него зацепиться. Самым сложным было открыть глаза, каждое веко весило тонну, не меньше.
Наконец, я смогла их открыть. Картинка была смазанной, словно в тумане. Я моргнула пару раз, приложив усилие, и стало легче. Белый потолок. Тихий гул аппаратуры. Повернула голову — Марат спит в кресле, неудобно запрокинув голову. Я успела подумать — шея болеть будет, и вдруг как вспомнила! Воспоминания навалились разом. И операция. И то, как из меня тянут с хлюпаньем воды. И то, как бились внутри меня дети. А еще — удушающая паника. Какой-то прибор откликнулся на учащение моего сердцебиения противно запищав. Вскинулся Марат.
— Аня, — позвал он меня. — Аня, успокойся, все хорошо.
Отекшей рукой я откинула одеяло и задрала сорочку. Живот округлый, но меньше и странно мягкий наверное потому, что ослабилось натяжение кожи. На нем нашлёпка пластыря. Я помнила, как пластырь пошел красными пятнами морей крови, когда это было, что с моими детьми? Я помнила, как беспомощно они во мне барахтались, а сейчас я не чувствовала их вообще.
— Дети? — прохрипела я.
— Вот монитор, с датчиков на животе отображается оба сердцебиения, они живы.
Я проследила за его взглядом, коснулась обоих датчиков, они были хорошо прикреплены. Открылась дверь, заглянул дежурный врач.
— Она проснулась,
