бросала усилий, продолжала делать ему массаж, подбадривала и поддерживала его. В то же время именно само его существование отпугивало многих мужчин, мечтавших жениться на его матери, все они быстро шли на попятную. И это давало Папаше Упрямцу шанс на возобновление отношений – он-то никогда не забывал ни его мать, ни даже его самого.
Восьмидесятилетнему Папаше Упрямцу тяжело было подниматься в горы, чтобы попасть в деревню Нэйцао. Он не мог лично пойти и все обсудить с Вэй Сянтао, главным-то образом чтобы сохранить достоинство, и поэтому подчеркивал, что это из-за ног. Сейчас он стал состоятельным человеком, и следовало держаться соответственно, пускать пыль в глаза. В этом вопросе он слушал советы родственников, занял выжидательную позицию, а сам послал к Вэй Сянтао других людей, чтобы они на словах передали ей его надежды и тепло и сообщили о его благополучии.
И Вэй Сянтао приняла предложение.
Первым шагом стала отправка младшего сына, Лань Чаншоу, на лечение.
Лань Чаншоу снесли с горы вниз. За тридцать лет он впервые покинул горы. Первый раз, когда ему еще не исполнилось и пяти, его возили на лечение. На сей раз – тоже на лечение, но обстоятельства и значение этого были совсем иными. Во-первых, больница другая, раньше он лечился в уездной, а в этот раз – в провинциальной. Во-вторых, причины для беспокойства тоже были разные, раньше – из-за денег, а теперь – из-за того, хорошо ли пройдет лечение. В-третьих, другими были сопровождающие, в прошлом – мать и родной отец, а в этот раз только мать и еще мужчина, не являющийся ему родным отцом, но так было даже лучше.
Этим мужчиной и был Папаша Упрямец. Он ждал в трейлере у подножия горы. Увидев, что они спустились с горы вниз, вышел из машины и тепло встретил их. Дядя Лань Чаншоу Лань Цзилинь внес больного в машину и положил на кровать. Его мать Вэй Сянтао вошла в трейлер вслед за Папашей Упрямцем и села на удобный диван. В машине были еще две девушки, одна – медсестра, другая – секретарша Цинь Сяоин. Если бы кто-то еще сел в машину, стало бы уже тесно. Секретарша встала в дверях и выдала каждому жителю деревни Нэйцао, которые не могли поехать с ними, по десять банкнот. Получившие деньги сгрудились, рассматривая новенькие купюры номиналом сто юаней, которых они никогда не видели, шушукались и долго их пересчитывали. Когда они отвлеклись от этого занятия и захотели пожелать счастья Вэй Сянтао и ее сыну, а также задать вопросы богачу, то обнаружили, что трейлер уже испарился без следа, словно дым.
В трейлере, следующем в провинциальный центр Наньнин, разлученные на шестнадцать лет возлюбленные сидели как два декоративных цветка, разделенные в горных лесах и встретившиеся на базаре. Прошло столько времени! Хотя Вэй Сянтао и высохла, а кожа ее пожелтела, но она по-прежнему благоухала, а он, хотя и состарился, но все еще был крепок, как и раньше. Их сердца бились звонко, как молодой олененок стучит копытом, и они могли слышать стук сердца друг друга. Их взгляды то и дело пересекались, как две части оборванной струны, мечтающие воссоединиться.
Дорога долго петляла в горах, но они надеялись, что машина будет ехать еще медленнее. Внутри было светло, они же мечтали, чтобы стемнело. В темноте другие не заметили бы, как сплелись их руки.
Они ехали почти полдня и наконец добрались до Наньнина, машина подкатила прямо к больнице при Медицинском университете.
Лань Чаншоу положили в палату, по поводу которой с больницей заранее связывались и которую специально для него забронировали. Это была одноместная палата, в ней обычно лежали кадровые работники высшего звена и иногда – богатые люди. Лань Чаншоу, очевидно, относился ко второму типу, он был помещен сюда как племянник богатой бизнесменши Цинь Сяоин, вот только он и не знал, что существует такая «тетушка».
С того момента, как сына поместили в трейлер, а потом в палату, где обычно лежат высокие чиновники и богачи, его матери Вэй Сянтао нечего было делать. Она увидела, как с ее сыном, который жил до этого хуже собак и свиней, так что лучше было умереть, теперь столь прекрасно обходятся, старательно ухаживают и оберегают, он – словно звезда в центре внимания публики. Похоже, и матери из-за ценности сына перепала часть заботы, ей предложили самой выбрать: поселиться в отеле или дома у Цинь Сяоин. Она не знала, как поступить, и спросила совета у Папаши Упрямца.
Папаша Упрямец ответил: Живи у Сяоин, она – моя сестренка.
В роскошном особняке на берегу реки Юнцзян в Наньнине поселились три человека из захолустной деревни: Папаша Упрямец, Вэй Сянтао и Лань Цзилинь. Они зашли внутрь, сняли обувь, но домашнюю обувь можно было не надевать. Лань Цзилинь остался босиком, потому что сразу увидел пушистый ковер на полу. Он ступил на него – это были небывалые ощущения комфорта, мягкости и тепла. Такие же ощущения он уже испытывал – когда в коровью лепешку наступил. Но у ковра и у лепешки мягкость и тепло очень сильно различаются, словно богатые и бедные дома. Например, дом, в котором они находились, был просторный, светлый, весь словно из золота и нефрита, яркий и чистый. Если сравнить с деревенскими домами такого же размера, то это все равно что сравнивать ворсистый ковер и коровью лепешку, сома и белого амура, незамужнюю девицу и вдову. Его догадки и фантазии дошли до предела, и он спросил Папашу Упрямца:
Чтобы построить такой дом, нужно два миллиона?
Папаша Упрямец ответил: Я тоже не знаю. Придет Сяоин, спроси у нее.
Было уже поздно, когда вернулась слегка пополневшая Цинь Сяоин. Она была немного навеселе, не снимая обуви, подбежала к поднявшемуся ей навстречу Папаше Упрямцу и обняла его со словами:
Как я скучала по вам, старший братец!
Папаша Упрямец ничего не ответил и мягко отодвинул ее. Она увидела стоявших у дивана Вэй Сянтао и Лань Цзилиня, подошла к Вэй Сянтао, взяла ее за руки и произнесла, пристально глядя на нее:
Здравствуйте, невестка.
Лицо Вэй Сянтао внезапно покраснело, как гребешок у курицы, снесшей яйцо.
Цинь Сяоин продолжила: Невестка, простите, я знала, что вы с братом приехали. Но у меня сегодня был важный банкет, поэтому вернулась так поздно повидаться с вами.
Вэй Сянтао только улыбнулась и ничего не ответила, как будто стеснялась или словно не могла вымолвить ни слова от радости.
Вслед за этим Цинь Сяоин одной рукой схватила Папашу Упрямца, другой – Вэй Сянтао и потащила их на второй этаж. Ногой она открыла дверь в
