о лежащих на коленях лентах, отчего те полетели на пол. – Знаете, сколько семей участвует в лотерее яиц? А сколько детей мечтают о своём собственном звере? Всего один из четырёх удостаивается шанса, остальные оказываются не у дел. И Мина хочет быть стражем!
Пиксит сердито заворчал и наклонился к ней. «Они тебя не слушают». По его чешуе заплясали искры. По спине Мины пробежал холодок, кожу защипало. А её родные продолжали спорить о ней, о том, чего, как им казалось, она хочет, не давая ей и слова сказать.
Она хочет быть стражем – Гатон прав. Она хочет сделать мир лучше. Хочет – всем сердцем! – поступать правильно.
Мина подняла руки и растопырила пальцы:
– Пожалуйста, хватит. Все вы, перестаньте!
И между её пальцами запрыгали искры.
Она изумлённо уставилась на крошечные электрические разряды, перескакивающие с больших пальцев на указательные, а потом на средние, безымянные и мизинцы. Мина сжала и разжала кулаки, любуюсь плясом маленьких белых молний на своих ладонях.
Все уставились на неё.
– У нас получилось, – сказала она Пикситу.
«У нас получилось!» – взревел он у неё в голове.
– Как мы это сделали?
«Попробуй ещё раз!»
Мина сконцентрировалась, и отдельные искры слились в центре её ладони в шар из шипящего света. «Я могу это делать! Я настоящий страж молнии!»
«Конечно настоящий. И всегда им была!»
«Это потому, что я наконец стала вести себя как остальные стражи молнии? Заявила о себе?»
Пиксит фыркнул: «Нет. Это потому, что ты наконец позволила себе быть самой собой. Какой я тебя знаю. Той, которой есть что сказать и которая ищет свой собственный путь достучаться до других. Не повышая голоса, но не уступая, пока её не выслушают».
Она бросилась к Пикситу и обхватила его руками. Он обвил её длинной шеей и обнял крыльями. Немного успокоившись, она повернулась к родным, улыбаясь так широко, что заныли щёки. Слова полились из неё безудержным потоком, спотыкаясь друг о друга:
– Я вернусь в Митрис и стану стражем молнии. Но прежде мне нужно вам кое-что рассказать. Я думаю, что контроль над погодой вызывает ненастья по другую сторону гор. По большей части чужаки умеют с ними справляться, но во время фестиваля мы так активно манипулируем погодой, что это порождает страшные бури, уносящие много жизней и разрушающие целые города за пределами Алоррии. Но хуже всего, что премьер-министр об этом знает, но не хочет, чтобы об этом говорили, и не собирается ничего менять. Я спросила её об этом, и она разозлилась, но она не знает, кто я, поэтому мой профессор отправил меня домой, чтобы защитить. Но мне пора назад. Я хочу что-то сделать, потому что это неправильно. А когда в мире что-то неправильно, нужно стараться это исправить.
Глава восемнадцатая
Впервые за всю свою жизнь Мина лишила родных дара речи.
Это оказалось по-своему приятно.
Но потом они взорвались криками.
Гатон: «Погоди, до вас тоже доходили эти слухи?! И ты спросила о них премьер-министра?!»
Папа: «Уверен, это какая-то ошибка. Грозовые звери предупреждают грозы, а не вызывают. И что бы ни происходило за горами, это нас не касается».
Мама: «Ты оскорбила премьер-министра? Она всенародная героиня! У неё нет секретов от своих граждан! Что за глупости!»
Гатон: «Тебе не откажешь в смелости. Мне много чего рассказывали о премьер-министре – она ненавидит быть неправой. Так ты говоришь, тебя поэтому отстранили? Я думал, это потому, что ты не умеешь искрить. Хотя именно это ты сейчас делала».
Папа: «Погода в Алоррии не приводит к смертям за границей. Мне кажется, ты преувеличиваешь. Да, какое-то время шли споры…»
Мама: «Всё ложь. Фестиваль никого не убивает. Грозовые звери оберегают нас от непогоды! В этом суть праздника! Вас что, не учат истории?»
Гатон: «Истории, одобренной премьер-министром! Вся погода взаимосвязана – небо едино! Нельзя закрывать глаза на факты только потому, что тебе не нравится, на что они указывают!»
Папа: «Ну-ну, не будем. Я уверен, правительство не стало бы намеренно нам лгать. И я также уверен, что есть другое логичное объяснение этим разрушительным бурям».
Мама: «Если они вообще существуют. Кто-нибудь видел хотя бы малейшее доказательство? Потому что по мне, так всё это глупые домыслы тех, кто никогда и шагу не ступал за горы».
Гатон: «Хочешь сказать, Мина врёт?»
Папа: «Никто этого не говорит».
Мама: «Я считаю, что она ошибается».
Гатон: «Она разговаривала с премьер-министром!»
Мама: «Но она сама не видела никаких доказательств…»
Гатон: «Кому нужны доказательства, достаточно элементарной логики!»
Папа: «Давайте все успокоимся».
Близнецы вскочили, недовольные, что о них все забыли.
Беон: «Я тоже хочу искры! Дай мне искры!»
Ринна: «А я не хочу искры! Унеси их подальше!»
Крики накладывались друг на друга, каждый говорил всё громче, желая быть услышанным. Мина прижалась к Пикситу, и тот прикрыл её крыльями как щитом. Жаль, что они не блокировали весь этот гам.
Воспользовавшись короткой передышкой, Мина тихо процитировала старый дневник:
– «Такое чувство, что чем больше мы пытаемся исправить мир, тем сильнее его ломаем». Первые стражи знали об этом. И премьер-министр боится, что правда откроется. Стоит только немного над этим подумать – и всё становится очевидным. Гатон правильно сказал: небо едино.
Папа направился к ней из другого конца комнаты, но, немного не дойдя, остановился: Пиксит всё ещё сыпал искрами.
– Мина, дорогая, эти идеи, эти мысли… Даже если в них есть доля правды, уверен, всё не так страшно. Если бы люди действительно гибли, мы бы об этом знали и что-нибудь предприняли.
Мама кивнула. Её глаза были полны тревоги.
– А если ты будешь упорствовать в этих обвинениях, то только навлечёшь на себя неприятности. Тебя и так уже раз отстранили.
Не обращая больше внимания на искры, папа приобнял Мину одной рукой:
– У Мины не будет неприятностей. Она хорошая девочка и не станет поступать необдуманно. Она ошиблась и сожалеет об этом, а что бы ни случилось с премьер-министром – это уже в прошлом.
Мина поникла. «А что, если они правы? Что, если я преувеличиваю опасность?» В конце концов, у неё нет доказательств – только слова трёх чужаков.
«И реакция премьер-министра».
Верно.
«И что ты прочла в книгах профессора Дано. Наверняка это не случайность, что он дал тебе их прочесть».
Тоже верно.
«Когда ты успел стать таким умным?»
«Я вырос».
Но если она даже своих родных не способна побудить что-то сделать…
«Я верю в тебя, Мина».
Его
