личность, то это не влияние истинности, а старая добрая влюбленность?
— Кто тебе нравится, как личность? — выбивает меня из равновесия вопросом.
Поднимаю взгляд на регента. Брови привычно нахмурены, кулаки сжаты, туловище чуть наклонено вперед. Ко мне. Складывается впечатление, что он хочет меня схватить и куда-то унести. И ловлю себя на мысли, что мне даже все равно, куда. Пусть уносит. Выдыхаю и улыбаюсь. С тайным наслаждением наблюдая, как разглаживается морщинка на его лбу, а глаза освещаются каким-то ярким, теплым лучиком.
— Ревнуешь? — спрашиваю и замираю в ожидании ответа.
— Очень, — отвечает хрипло. И уже другой огонь загорается в его глазах. Яркий, обжигающий.
Что мне ужасно нравится. Когда я успела влюбится в этого мужчину? Ведь только недавно бесил меня страшно, а теперь не могу оторвать от него глаз. Пусть это влияние истинности — наше физическое притяжение. Но вот та недавняя мысль о том, что мне нравится его ненавязчивая забота и прямота — это мое, никем не навязанное. Так может, дать ему шанс? Дать СЕБЕ шанс?
— Ты согласна пройти со мной ритуал? — спрашивает, придвигаясь еще ближе.
— Согласна, — отвечаю, видя совсем рядом его черные жгучие глаза.
Рэнульф касается пальцами моей щеки легко и нежно, а потом резко притягивает себя и впивается губами в мой рот. От неожиданности я вскрикиваю и тут же ощущаю, как мужчина углубляет поцелуй, пользуясь случаем. Сначала это напористо и горячо. Рэнульф целует так, словно сейчас умрет, а мои губы — это то, что позволяет ему жить. Я задыхаюсь и дрожу, земля качается перед глазами, а сердце стучит в голове.
Когда я, не сдержавшись, стону ему в рот, Рэнульф замирает, а потом вместо жадного, голодного поцелуя едва касается меня своими губами. Нежно и трепетно. Снова и снова. Давая возможность немного успокоиться. Прижимает свой лоб к моему, тяжело дышит.
— До ритуала осталось совсем немного времени, нужно переодеться, — покрывает легкими поцелуями мои веки, виски, щеки, словно специально обходя губы.
— Кхе-кхе, — раздается от двери голос отшельника. — Мы бы хотели зайти, а вам пора готовиться к ритуалу.
Рэнульф встает и помогает подняться мне. Очень вовремя, надо сказать, потому что ноги меня не держат: дрожат и подгибаются. Он провожает меня до комнаты, которую выделили специально для новобрачной. Перед дверью снова целует. Целомудренно. Почти. И глядя горящими глазами, говорит:
— До скорой встречи, моя невеста.
А я улыбаюсь, как идиотка. Словно я действительно приехала сюда замуж выходить, а не проводить жертвенный ритуал для снятия купола. Да уж, иногда эмоции только мешают.
Глава 21
Удивительно, но в той комнате, куда меня проводил регент, на диване аккуратно разложено мое аруа. То самое, традиционное одеяние из очень светлого, голубоватого, немного прозрачного и неизвестного мне материала. Несколько туник, от совсем коротенькой, едва прикрывающей грудь, до самой длинной — до колен. Восторженно провожу рукой по ткани. Она такого интересного плетения, что кажется теплой и словно льнущей к коже. У меня все тело покрывается гусиной кожей, до того приятно.
Улыбаюсь. Ох и мэтр Дрие, ох и волшебник! Золотые руки и безупречное чувство стиля. Но откуда это одеяние? Я совершенно точно не брала его с собой в далекий пустынный храм.
Стук в дверь раздается неожиданно и заставляет меня вздрогнуть.
— Кто там? — спрашиваю, не спеша открывать.
— Это я, — слышится голос отшельника.
Что ему надо?
Открываю дверь, но впускать в комнату не спешу.
— Я вас слушаю, — говорю, став в дверном проеме.
— Хотел сказать… в комнату не впустишь?
— Нет, — отвечаю категорично.
— Ладно, — отдает мне коробочку, которую до этого держал в руках, — это семейное. Когда-то принадлежало роду твоей прабабушки. Мне будет приятно, если ты наденешь на ритуал.
— Это вы побеспокоились о моем наряде?
— Да, я. Подумал, что тебе будет приятно совершая обряд не просто в платье, а в особой одежде.
— Я смотрю, вам привычно манипулировать окружающими, вынуждая их делать то, что нужно вам, да?
— Да, у меня непростой характер, но в отношении тебя…
— Не надо, — останавливаю его. — Не хочу слышать о внезапно возникших родственных чувствах, я сейчас не готова и могу быть резка, о чем, возможно, потом пожалею.
— Возможно? — переспрашивает с легкой улыбкой.
— Возможно, — подтверждаю.
— Хорошо. Я не буду настаивать и что-то говорить. Просто знай: все, что я делал, было продиктовано моей любовью и заботой о тебе. Увидимся на ритуале.
Закрываю дверь с облегчением. Не могу понять своих чувств по отношению ко вновь обретенному родственнику. С одной стороны — хочется кого-то родного, а с другой — по всему видно, дедок — знатный манипулятор, а моей жизни подобный уже был — почти бывший муж. Не хотелось бы еще раз попасть под влияние кого-то похожего. Тяжело, когда однажды обжегся, довериться еще раз, понимая, чем рискуешь.
Впрочем, минутка терзаний быстро заканчивается, время-то не резиновое, пора бы и собираться, если я действительно хочу выглядеть на ритуале достойно. Обнаружив небольшую ванную, скрытую дверью, быстренько привожу себя в порядок, даже вымыв голову, полную песка от той самой бури, которую кроме нас с Грэмом никто и не видел.
С одеждой проблем не возникает. Брюки идеально сидят по фигуре. Самая короткая туника на тонких бретелях едва прикрывает грудь, оставляя нижнюю треть открытой. Это выглядит непривычно и очень откровенно. Рассматриваю себя, отмечая все новые и новые изменения во внешности. Незначительные вначале, сейчас они особенно явно бросаются в глаза. Такое ощущение, что фотографируюсь с фильтрами: кожа гладкая и бархатистая, как у молодой девушки, волосы мягкие и блестят как никогда раньше. Фигура стала аккуратнее. Ушли растяжки и мой послебеременный животик, ноги и попа подтянулись, как тогда, когда я занималась легкой атлетикой.
Надеваю еще одну тунику, она до середины бедра, мягко прилегает к телу. Последняя, самая длинная накидка с рукавами до локтя, длиной до колен. На ноги — тонкие, кожаные балетки, одного цвета с нарядом. Все сидит, как влитое. Удобно, приятно, нигде не жмет. Удивительно, но такое в общем-то, довольно скромное одеяние выглядит очень сексуально. Подчеркивает линию груди, мягко облегает бедра. Женственно и… даже не знаю… непривычно. Но очень и очень красиво. Я — красива сейчас. Это для меня шок, если честно.
Уже когда взбиваю подсохшие кудряшки, натыкаюсь
