и внуку. Славка нащупал вместе с сухариком вяленого окунька. В другом кармане нащупал щепотку табака, которую он спер из кисета деда. Но курить на сеновале Славка ни за что бы не стал, да и бумаги не было. Поэтому мохру ссыпал обратно в карман и начал не без удовольствия грызть сухарик с рыбкой.
Время шло. Солнце палило все сильнее. Под крышей становилось жарче, и Славка уже пожалел, что съел соленую рыбку. Воды у него с собой не было, а кадушка у стены дома только добавляла страданий. Славка начал ерзать и вдруг услышал шум. Шаги по деревянному полу в сенях. Дверь хаты распахнулась и во двор вышли трое давешних красноармейцев-немцев и отец. Славка прижался к треснутой доске и превратился в слух.
– Не забудь, в семь, – сказал мутноглазый, повернув голову к отцу.
Отец, молча, кивнул. Вдвоем с немцем они прошли весь двор и остановились у калитки. Двое других, «знакомцев» топтались в нескольких шагах.
– Потом можешь идти на хутор, – добавил немец.
– Ни. Я здися остануся.
– Ну, как знаешь. Тогда утром встречай гостей. Дальнейшие инструкции ты знаешь.
– Помятую, помятую, – сказал отец и как показалось Славке, немного поклонился.
Отец и немцы вышли за калитку и больше Славка ничего не мог услышать.
– Батько, батько, – прошептал дрожащим голосом Славка, страшась даже думать над придавившей его догадкой. Почему отец с немцами? Он не мог поверить, что отец мог оказаться на стороне убийц. В его мальчишеской головке все было устроено просто. Отец – уважаемый человек в селе. Сильный, крепкий, хозяйственный. Пример для Славки. Нет. Отец не мог быть с немцами. Славку осенило! Отец рядом с убийцами потому, что его обманывают. И он в опасности. Ведь он ничего не знает. Сейчас уведут его от дома и убьют так же, как убили красноармейцев. И только он – сын Славка может этому помешать.
Славка вскочил с лежанки, весь осыпанный стеблями, словно леший, подскочил к навесу, в том месте, где огромное слуховое окно служило местом для заброски сена, и крикнул:
– Батя, батя. Ни ходь с ними, ни ходь. Це нимцы. Бежи, – Славка вложил в крик всю силу голоса, чувств, любви и страха за родного человека. Ему показалось, что его услышало все село.
Четверка остановилась и замерла. Восемь глаз смотрели на фигуру ребенка в холщевой рубахе, стоящую в проеме навеса, одной рукой держась за опору, а другую взмыв вверх. Глаза мальчика с ужасом и мольбой смотрели то на отца, то на немцев.
Не говоря ни слова «бранденбуржцы» рванули к сараю, обходя его сразу с двух сторон, командир двигался прямо на мальчика. Астап остался на месте, только взмахнул руками, мол, что ты наделал.
Славка бросился к лестнице. Поздно! Снизу уже мелькнула форма коренастого старшины. Лихорадочно соображая, Славка оглядывал скаты крыши. Несколько минут назад они служили ему надежным убежищем, теперь стали темницей.
– «На крышу», – пронеслась мысль. Он опрометью ринулся к небольшой дыре в прохудившейся крыше. Попытался протиснуться наверх. Даже для ребенка этот проем был узким. Под тяжелыми сапогами старшины заскрипела лестница, ведущая на сеновал.
– «Быстрее, быстрее», – подгонял себя Славка. Он еще раз попытался протиснуться между упрямыми и неподатливыми досками, руками втягивая себя на крышу. Оцарапал щеку, рассек гвоздем плечо. Костлявые доски, словно костлявые руки красноармейско-немецкого командира, хватали, ранили тельце ребенка и тянули вниз, на чердак, к неминуемой смерти, в чем не сомневался Славка. Ему было страшно, но сдаваться он не собирался. В тот момент, когда нога старшины ступила на сеновал, Славка последним отчаянным усилием втащил себя через проем. Рука старшины, в прыжке пытавшегося схватить мальчика, сомкнула в кулаке пустоту.
Тяжело дыша, Славка на четвереньках вполз на «конек», и тут только огляделся. Под крышей на чердаке возился старшина, отрывая доски и расширяя проем. Во дворе метался отец, то обращаясь к сыну, то жестикулируя окружившим сарай красноармейцам-немцам. Поведение отца показалось странным Славке. Он даже не пытался помочь. Просто метался по двору с задранной вверх головой. «Сынку, сынку».
Ждать было нельзя. Крепкие руки старшины уже существенно расширили дыру в крыше.
– «Что же делать?», – тут Славку как током ударило. – «Точно».
Славка резко повернулся. За его спиной находился Мамин луг. И с этой стороны, прямо под сараем на земле был сложен стог соломы. Он остался с зимы и был метра два высотой. Конечно, прыгать в него с крыши рискованно, даже в такой ситуации, ну, уж не до жиру, быть бы живу, как говаривал дед Зосима. Совсем не хотелось попасть в руки этих «живодеров». Недолго думая, Славка разбежался и прыгнул.
От полета захватило дух. Казалось, что он будет падать целую вечность. Славка глаза закрыл. Приземление оказалось удачным. Ноги мальчика, словно нож в масло, вошли в солому, и… больно укололи сухие стебли. Наклонившись вперед, он кубарем покатился вниз, через мгновение оказался на земле. Перед ним было безграничное пространство Маминого луга, а за ним спасение, там, у реки. Славка не сомневался, что в открытом поле его, босоногого, взрослые дядьки в тяжелых сапогах нипочем не догонят. Он даже успел улыбнуться представившейся картине постепенно отстающих красноармейцев-немцев от лучшего бегуна в деревне. Главное сейчас уйти, а как отца вытащить он потом как-нибудь придумает. Тем более, что теперь дед Зосима уже вернуля. Вдвоем-то они скумекают. Точно.
Славка с силой оттолкнулся правой ногой, потом левой, потом… удар, полет и темнота.
Очнулся Славка от неприятного трения пяток о что-то твердое. Как будто его волокли за шкирку. Приоткрыл глаза. Ну, да. Так и есть. Во рту ощущался теплый солоноватый привкус. Такое с ним уже было не раз. Когда в драке получал в зубы. Значит и сейчас получил. Поэтому и не убежал.
Мальчика затащили в хлев и бросили в мутную жижу. Пахло мерзко, но Славке сейчас было не до сантиментов. Было очень страшно. Лучшее, что смог придумать в этот смертельный для себя момент, притвориться. Он прикрыл глаза, и, стараясь не дышать, замер.
– Я так и думал, Гюнтер, стрельчонок видел, как мы ликвидировали патруль, – сказал старшина на русском.
Гюнтер молча перевел взгляд на стоящего рядом Астапа.
– Це всехо дите. Я змагу растулковать, це не то. Если шо, пидману, – Астап понимал, что дело принимает скверный оборот. Пока шла погоня за сыном, он как полупьяный шатался по двору, не зная, чем помочь. Мать Славки он отправил еще прошлым вечером в Кодынь к родным, чтобы не помешала выполнить задуманное. Сейчас он был рад, что матери нет дома.
