Мы продолжили прогулку как ни в чем не бывало. Мария и я обменялись взглядами, но не стали противоречить ее высочеству.
В декабре лорду Рочфорду, отцу Анны Болейн, был пожалован титул графа Уилтшира. Король также распорядился, чтобы, вопреки традициям, ко всем трем детям новоиспеченного графа обращались по его прежнему титулу. Таким образом, в одночасье мисс Анна стала не просто леди Анной, но леди Анной Рочфорд.
Рождество мы вновь праздновали в Гринвиче, но в тот год меня не отправили в Лондон для выбора шелковых лент и отделки для наших туалетов, в которых мы должны были танцевать на балах и маскарадах. Миссис Пинкни сама прибыла ко двору. Все фрейлины и больше половины придворных дам принцессы собрались в личных покоях Марии, куда мастерица принесла свой товар.
Рейф был с нею, но в присутствии такого количества знатных дам постарался выглядеть совсем незаметным. Мне не удалось выкроить ни минуты, чтобы поговорить с ним с глазу на глаз, и я почему-то очень расстроилась по этому поводу.
Мне так хотелось узнать, что же теперь думают жители Лондона о королевской фаворитке, и ничего больше! Так, во всяком случае, я себе говорила.
Несколько часов спустя я бежала по длинному коридору, чтобы принести принцессе ее меховую муфту, забытую ею в спальне, когда мы собирались к мессе. И тут темная фигура выступила из ниши, закрытой гобеленом, и преградила мне дорогу. Я вскрикнула от неожиданности, а потом нервно рассмеялась, когда вдохнула знакомый запах корицы и сандала и узнала сына миссис Пинкни.
— Как ты меня напугал! — воскликнула я. — Негоже так бросаться на людей!
Губы Рейфа болезненно изогнулись:
— Прошу меня простить, мисс Лодж, если я вас напугал, но я специально ждал вас здесь, надеясь увидеться с вами.
— Ты знаешь новости, которыми хочешь со мной поделиться? — выпалила я.
Рейф нахмурил лоб в удивлении, а мне бросилась краска в лицо. Мы не договаривались с ним о том, что он будет снабжать меня последними слухами каждое Рождество, так получилось случайно. Вполне возможно, что он даже не понял, что сообщает мне столь важные сведения.
Чувствуя себя совсем неловко, я замолчала, ожидая, что скажет Рейф. У него должны были быть какие-то веские причины, чтобы попытаться перехватить меня, и я очень надеялась, что он мне их откроет. Мое отсутствие в церкви будет замечено, если я так и не появлюсь с муфтой принцессы.
Рейф ничего не сказал, но достал из-за пазухи маленький сверток и неуклюже попытался мне его всучить.
Я отступила, пряча руки за спину, и спросила:
— Что это?
— Это новогодний подарок для вас. Я знаю, что еще рано, но, скорее всего, не смогу вас позже увидеть, — он перестал мямлить и, оторвав взгляд от каменных плит пола, увидел мое замешательство. — Это для вас, мисс Томасина Лодж.
— Ах! — впервые я не знала, что еще сказать. К тому же у меня не было ответного подарка.
— Возьмите его, — повторил Рейф, вновь настойчиво вкладывая сверточек мне в руки.
Мне ничего не оставалось, как принять подарок.
— Очень мило с твоей стороны, — пробормотала я.
Он выглядел таким же смущенным, какой и я себя чувствовала, переминался с ноги на ногу и старался не встречаться со мной глазами. Пока я пыталась подобрать слова, чтобы еще раз поблагодарить его, Рейф развернулся и обратился в бегство.
— Сейчас я должен возвращаться в Лондон, — крикнул он мне через плечо, — но обещаю, что мы увидимся на следующее Рождество. Жди меня, Томасина!
Рейф исчез, а я, потрясенная до глубины души, продолжила свой путь в церковь, отклонившись лишь на минуту, чтобы спрятать таинственный сверток в свой сундук в спальне фрейлин.
Я собиралась дождаться Нового года, чтобы открыть его, но к ужину выдержка меня покинула. В свертке была коробочка, а в ней шелковая лента для волос искуснейшей работы цвета благородного бургундского вина. Я подумала, что, должно быть, Рейф, так внезапно перешедший со мной на ты, подарок мне изготовил сам, и представила себе, как его длинные сильные пальцы перебирают драгоценные шелковые нити.
И эта картина взволновала меня до глубины души.
Глава 24
Святки закончились, и двор принцессы обосновался в Болье, ставшем ее постоянной резиденцией. Как уже повелось, новости о короле и жизни при дворе приходили к нам от случая к случаю, но мы вскоре узнали, что королева удалилась в Ричмондский дворец, а король в сопровождении леди Анны прибыл в Вестминстер и обосновался в Йоркском дворце.
Хотя Эдит исправно пересказывала мне то, что слышала от других слуг, ничего нового в последнее время она мне не поведала. С одной стороны, челядь в отсутствие новостей перемалывала старые сплетни, а с другой стороны, Эдит больше не ловила жадно каждую весточку из большого мира. За ней ухаживал один из конюхов — молодой парень родом из Саффолка, и Эдит, кажется, отвечала ему взаимностью. Она призналась мне, что пытается отучить своего поклонника от говора Восточной Англии, поскольку сама полностью избавилась от отзвуков Глостершира и Сомерсетшира в своей речи, и только временами с ее губ слетало какое-нибудь образное местное выражение.
Сэр Лайонел также не давал о себе знать. Вести о нем пришли окольными путями, когда графиня Солсбери поведала мне, что его жена умерла, однако подробностей о кончине леди Даггет она не знала.
Весной мы переехали в Ричмондский дворец, чтобы резиденцию в Болье можно было убрать и проветрить. Среди всех величественных королевских дворцов Ричмондский мне нравился больше всего. Он стоял в дивном саду, который пересекали галереи, соединявшие дворец и аббатство, располагавшееся к югу от него. С этих галерей открывался прекрасный вид на ухоженные сады. Отсюда же можно было смотреть, как играют в теннис в северо-восточном углу двора. С этой стороны главного здания окна комнат были забраны металлической сеткой, дабы защитить их обитателей и зрителей от срывавшихся с ракеток мячей.
Принцессу Марию пребывание в Ричмонде не очень радовало, потому что ее мать не дождалась дочери и убыла еще до нашего приезда. Однако в июне приехал король, чтобы провести целый день с принцессой. Он собирался начать обычное летнее путешествие, которое в этот раз должно было растянуться на целых четыре месяца. Принцесса буквально расцвела от внимания, которое отец оказывал ей с самой первой минуты своего короткого визита, и, беседуя с ним, не преминула с похвалой и любовью отозваться о своей матери.
Поприветствовав друг друга и поговорив приватно, отец с дочерью рука об руку вышли в сад. Я шла за ними вместе с другими фрейлинами. Затейливый рисунок клумб и живых изгородей просматривался хуже на уровне земли, чем с галерей, и сад уже не казался таким совершенным, но аромат доброй дюжины сортов роз и душистой жимолости кружил голову.
Двигаясь вслед за принцессой и ее венценосным родителем, я подумала, что мои молитвы услышаны и семейные дела дома Тюдоров наладились. И в последующие месяцы мы — свита принцессы и она сама — только глубже уверились в своем приятном заблуждении.
