галопом мчим к тачке. Пик, пик, пик…
— Блин, да чего ты возишься! — злюсь я.
Почему-то мне кажется, что сейчас Емеля выйдет из оцепенения, на пятый раз пересчитает карты и пошлёт своих торпед. Ильдар, наконец, справляется с сигнализацией, открывает дверь и прыгает за руль. Ну, и я тоже прыгаю в тачку.
Ревёт мотор и он бьёт по газам.
— Куда! — ору я. — Там же тупик.
— Не ссы, — хрипит он. — Проскочим! Я оборачиваюсь и… точно, путь назад уже отрезан. Трое бойцов Емели поджидают нас у подъезда, чтобы пригласить ещё немножечко поиграть. Они стоят в свете фонаря и ждут, когда мы развернёмся и подъедем.
Но Ильдар, к счастью, неплохо знает поляну и выскакивает на газон на другой стороне дома. Из-под колёс летят куски сырой земли, машину немного ведёт юзом, но мы двигаемся.
Громилы, сообразив, что мы пытаемся сорваться через нетрадиционный выезд, подрываются и летят в нашу сторону. «Девятка», как назло, начинает увязать в земле, словно приглашая их подтолкнуть, но, к счастью, помощь оказывается ненужной. Мы выскакиваем на твёрдый асфальт и, объехав дом по пешеходной зоне, вырываемся на проезжую часть, пустую в это время.
— Молодец, — киваю я.
— Ты сам молодец! — восклицает Ильдар. — От молодца слышу! Главное, чтобы не погнались за нами.
Но, это уж вряд ли. Думаю, гнаться за нами на машине они не станут.
— А ты, в натуре, фартовый! — качает головой Ильдар, высыпая добычу на стол в ларьке.
— Ты хоть дверь закрой! — усмехаюсь я. — И окно. Чтоб снаружи не видно было.
Но он меня не слышит, увлечённо пересчитывая выигрыш.
— Девятьсот тысяч мне сразу на баксы поменяй, — говорю я.
— Нет столько баксов, — пожимает он плечами. — Откуда? Сам видишь, дела не очень.
— А зачем тогда объявление в витрине? — удивляюсь я.
— Так мы доллар купить можем. А продать не можем. Надо в центр ехать в обменник. Или в банк. Но там курс плохой. Рядом со «Сбербанком» всегда толкутся менялы. Вот у них самый нормальный курс. Но они кинуть могут… Так, вот, держи свою долю. Два ляма и ещё восемьсот восемьдесят тысяч.
— Не густо, надо было ещё поиграть, да?
— Хватит, — отвечает Ильдар. — Жадность фраера сгубила. Русский, а народные пословицы не знаешь.
Я смеюсь.
— На, вот тебе, держи восемьдесят тысяч, чтоб у тебя ровно два ляма было.
Он бысто забирает.
— Ну, Ильдар-оглы, ты доволен?
— Доволен, брат. Когда снова пойдём играть? Только в другое место. Емеля злой на тебя.
— Чего злиться-то? Это ж игра. Как карта выпадет, так и будет.
— Это точно. Кстати, теперь я знаю, что он не мухлюет, да? Так когда пойдём? Завтра хочешь?
— Не серчай, — усмехаюсь я, — но, думаю, уже никогда. Я с тобой расплатился, теперь всё. Теперь буду играть сам.
— Как сам? — возмущённо восклицает Ильдарчик. — Тебе защита нужна.
— Как сегодня по газонам отрываться? Та ещё защита.
— Эй, слушай! Какие газоны! Зачем так сказал? Я ведь тебе такие места покажу, ты сам не найдёшь! Играть на мои деньги будем, и мне хватит тридцать процентов. А остальные тебе, а? Нравится?
— Знаешь, что, дай-ка мне, пожалуйста, вон тот большой мешок собачьего корма. И ещё консерв банок десять. Сколько с меня?
— Нисколько, так бери, брат. Главное подумай. Не отказывайся. Хорошее предложение. Где ещё такое найдёшь?
Когда я подхожу к квартире, из-за двери доносится вой. Как волк на луну. Какого хрена! Ему что, одному дома страшно находиться? Вставляю ключ в скважину. Вой тут же обрывается, и вместо него раздаётся топот копыт. Ну, не копыт, конечно, но блин, такое чувство, что там жуткое чудо-юдо…
Я открываю дверь и вхожу в квартиру. Включаю свет и обнаруживаю рассерженного и злого пса. Он тут же начинает лаять. Агрессивно, гад, лает. Не кусает, но прям нападает. Типа, какого хрена, ты меня одного оставил? Разозлился, как Емеля.
— Мели, Емеля, твоя неделя, — киваю я и, стараясь не обращать на собаку внимания, прохожу на кухню.
Он, разумеется, несётся за мной и выговаривает, похоже, не столько за моё отстутвие, сколько за пустую миску.
— Сидеть, Чарльз! — командую я, выставляя руку, но ему мои команды совершенно по барабану, а рука только дополнительно нервирует.
Он подпрыгивает, пытаясь ухватить за пальцы. Охренел совсем, на кормильца бросается.
— Заткнись! — говорю я. — Соседи полицию вызовут. Тебя усыпят, а мне штраф выпишут. Да заткнись ты уже. Фу! Фу!
Я делаю шаг навстречу, стараясь проявить доминирование. Ещё не хватало, чтобы мной собака командовала.
— Фу! — командую я, никак не желающей успокаиваться собаке. — Фу!
Я наклоняюсь и неожиданно для него, не больно, но чувствительно тычу четырьмя прямыми пальцами ему в бок. Я такое по телеку когда-то видел. Мексиканец один демонстрировал чудеса психологического воздействия на собак. Ну, а я что, не психолог что ли?
Чарли удивлённо и даже немного испуганно отскакивает и замолкает на полуслове. На полулае, то есть.
— Сидеть! — твёрдо командую я и снова выставляю руку вперёд.
Надо же, чудо какое. Он отводит морду, опускает и садится. Сомневаюсь, что кто-то с ним занимался подобными делами, хотя кто его знает.
— Сидеть! — повторяю я из доминирующей позиции и отступаю к его мискам.
Он тут же подскакивает на ноги, но стоит мне обернуться и внимательно на него посмотреть, как он снова усаживается. А ты, похоже, не такой уж и дурачок, Чарли. И, не исключаю даже, что с тобой можно иметь дело.
Он уже не лает, но что-то мне сердито «выговаривает».
— Сидеть! — снова говорю я. — И молчать.
Я открываю консервную банку и кухню тут же заполняет резкий запах собачей еды. Блин, навоз они что ли туда добавляют? Чарли снова вскакивает и даже делает несколько шагов, так что мне приходится поставить банку на стол и снова заняться его усаживанием.
Наконец, я добиваюсь того, что он ждёт, пока я наполню его миску промышленными кормами. Нетерпеливо, нелицеприятно высказываясь, но всё же ждёт.
— Всё, — говорю я выпрямляясь. — Можешь теперь. Жри.
Договорить я не успеваю, интонации оказывается достаточно, и он набрасывается на еду, как змей Горыныч на принцессу. Смотреть, как насыщается животное —
