он окажется настолько пылким: никогда себя не сдерживал и постоянно любил… Любил, любил, любил, и конца, и края у этой любви не было.
Цунаде в блаженстве прикрыла глаза и поняла по его резким движениям, по распирающим ощущениям внутри, что скоро Дан достигнет мига удовольствия. Она притихла, сильнее выгнулась в пояснице и хотела уже любоваться им в этот момент, как вдруг в дверь постучали.
— Да, мама? — Дан скинул одеяло с головы, не покидая Цунаде.
— Я для Цунаде пирожных купила, — раздалось из-за двери, — с кремом, как она любит.
— Спасибо, — коротко ответил он.
Цунаде спрятала красное лицо за ладонями и уже была готова сгореть от стыда, представив, что мама Дана могла услышать ее стоны.
— Не хотите спуститься, перекусить? — спросила она.
— Чуть позже, — ответил он, повернув голову в сторону двери.
— Может быть, Цунаде останется сегодня на ужин? Я хочу сегодня приготовить…
— Мама, — мягко перебил ее Дан, — мы тут немного заняты.
В комнате вдруг стало так тихо, было слышно только, как громко за окном кричали дети. Дан выжидательно смотрел на дверь. Цунаде продолжала чувствовать его внутри себя и думала, что более неловкого момента в жизни у нее еще не было.
— Знаешь, — наконец-то произнесла мамы, — я забыла еще кое-что купить. Пройдусь-ка я до рынка, и на этот раз похожу, пожалуй, подольше…
— Ночью такого бы не произошло, — проговорил Дан, когда шаги на лестнице стихли.
Цунаде издала нервный смешок и с досадой подумала, что у них уже ничего не получится. Но Дан был другого мнения и, накрывшись вновь одеялом, вернул свои руки на ее бедра и нетерпеливо продолжил. А она уже и забыла, что когда-то такая близость казалась ей чем-то до оцепенения страшным.
На Маяке они почти каждую ночь проводили в его кабинете на диване. Очень мало говорили и очень много целовались. И Цунаде очень нравились эти нежные и непринужденные ласки через одежду. Пока однажды Дан не запустил ладонь в ее брюки, касаясь самого сокровенного. Она тогда так сильно перепугалась, что вскочила с его колен и обняла себя руками.
— Извини, — произнес он, подняв ладони. — Обещаю, пока ты сама не захочешь, ничего не будет.
Но Дан после каждого поцелуя, все труднее останавливался и все болезненнее поправлял штаны. И она поняла, что рано или поздно ей придется это сделать, хотя страшно было до одури. И в одну такую ночь он так сильно прижимал ее к себе, так громко дышал и так горячо целовал ее грудь через ткань водолазки, что она решилась. Только не смогла произнести этого вслух. Лишь быстро закивала и бросила короткий взгляд на диван.
— Если так, — он тоже посмотрел на место, где они сидели, и вернул на нее нежный взгляд, — то точно не здесь. Но после миссии у нас будет выходной, и я обязательно найду место поприличнее. Думаю, в соседней деревне есть какая-нибудь гостиница.
На миссии Цунаде думала только о том, что скоро ей предстояло сделать. Изгрызла все ногти, и каждый раз, когда смотрела на Дана, внутри от волнения все переворачивалось. Пыталась вспомнить, о чем говорили девочнки-ирьенины на обучении, но она же их никогда не слушала, только затыкала уши и недовольно фыркала. Но к счастью, в отряде была Икки, к ней она и подошла на миссии, когда нервы совсем сдали.
— Слушай, можешь мне кое-что рассказать, — неуверенно и очень тихо произнесла Цунаде, отведя Икки подальше от остальных. — У вас с ним что-нибудь было? — Она кивнула в сторону Джирайи, который, как обычно, громко тарахтел.
— Конечно же было, — выкатила глаза Икки, — Удивлена, что у вас с Даном ничего до сих пор нет. Вот мы, например, — она посмотрела на Джирайю, — уже через пару недель этот вопрос закрыли. Страшно, конечно, в первый-то раз больно. А что поделать? Мужики терпеть не могут.
— И что, правда, так больно? — все интересовалась Цунаде.
— Очень, — вздыхала Икки.
— А делать-то, что? — испугалась Цунаде, схватив ее за руку. — Помоги, пожалуйста, я уже с ума схожу.
— Делать тебе особо ничего не надо, — ответила Икки, взглянув на Дана. — Думаю, что у него уже была женщина, так что он сам все знает. Закрывай глаза да лежи…
Цунаде только сильнее загрызла ногти и стала еще чаще смотреть на Дана. И уже успела пожалеть, что у нее были настоящие, взрослые отношения. Но целоваться ей нравилось. И Дана она очень любила и не хотела с ним расставаться из-за того, что она трусиха. Так и зашла на ватных ногах в тот маленький номер с голыми деревянными стенами и соломенным матрасом на полу. Хорошо, что Икки предупредила взять свою простынь — краснеть перед теми, кто будет убирать номер, совсем не хотелось.
— Отвернись, пожалуйста, — попросила Цунаде.
За маленьким окном разгорался солнечный день, на стенах играли задорные блики. Цунаде застелила матрас и стала медленно раздеваться. Расстегнула жилет и положила его на пол. Глубоко вздохнула и сняла через голову водолазку. Только с брюками пришлось повозиться — пальцы дрожали, а шнурок, как назло, затянулся. Она тихо выругалась и, сдувая пряди с лица, наконец-то развязала узел, но облегчение не пришло. Наоборот, вдруг вся ее решимость окончательно испарилась. Она посмотрела на спину Дана и уже хотела признаться, что не сможет. Но он всегда был таким терпеливым. Даже сейчас спокойно стоял и совсем ее не торопил. И, сжав кулаки, она избавилась от брюк и осталась в одном нижнем белье. Размотала тряпичный бюстгальтер. Одной рукой прикрыла грудь, а второй стянула через ноги последнюю вещицу, которая ее защищала.
— Я готова, — тихо произнесла Цунаде и затряслась, как цапля. Скрестила руки на груди, опустила взгляд и спрятала лицо за волосами.
— Ты очень красивая, — послышался голос Дана, и по звуку молнии жилета, поняла, что он тоже стал раздеваться.
Цунаде сильнее зажмурилась и вжала голову в плечи.
— Не бойся, я совсем не такой уж и страшный, — произнес он, подошел к ней и аккуратно убрал пряди с ее лица.
Цунаде открыла сначала один глаз, затем другой. Хотела уже попросить, чтобы все поскорее началось и побыстрее закончилось, но вдруг застыла от удивления.
— Оу, — выдохнула она.
Дан оказался очень красивым: широкие плечи в веснушках, мускулистые руки, крепкая грудь и твердый пресс. Но чем ниже опускался взгляд, тем больше к щекам приливало крови. И когда она увидела то, с чем ей предстояло столкнуться — сердце громко застучало, перед глазами вдруг все поплыло, и ей захотелось поскорее уносить из номера ноги, подхватив все свои вещи. Но
