подобные ужасы.
– Открой, иначе я вышибу дверь, – неожиданно вкрадчиво предупредил детектив.
Урсулла глянула на свое отражение, безуспешно попыталась улыбнуться. Выглядела она великолепно. Лицо было немного бледным, но тон идеально ровный, кожа слегка блестит в свете ламп. В глазах, влажных от слез, профессиональное выражение вежливой заинтересованности.
– Открываю. Нужно же мне одеться. – Она попыталась произнести эти две фразы игривым тоном, но не смогла. Голос сорвался.
– Полицейский – это почти что врач, – с порога заявил Аксель, когда она открыла дверь. – Я пришел поговорить, а не разглядывать жену моего лучшего друга.
– Почти бывшую жену. Седьмого утром я подала на развод.
Она посторонилась, пропуская детектива, и захлопнула дверь перед носом у испуганного администратора. Грин, предварительно осмотревшись, прошел в гримерку знакомой Урсулле походкой бывшего военного. От него пахло дождем и мотоциклом. В глазах горел недобрый огонь. Женщина повернула ключ в замке, обхватила себя руками и села в кресло перед зеркалом. Аксель замер за ней. Она поймала в отражении его взгляд и почувствовала себя голой. Будто наложница на рынке в Кандии, когда Средиземноморье было рассадником пиратства и работорговли. Детектив обладал редкой для Треверберга северной внешностью, и от него исходила скрытая сила, которая в других обстоятельствах бы возбуждала. Но сейчас сводила с ума.
– Когда полиция вызывает тебя на допрос, выключать телефон и скрываться – плохая идея. От этого у сотрудников убойного отдела портится настроение.
– Аксель… я не могу говорить об этом.
– Урсулла, я соболезную твоей утрате.
Она покачала головой.
– Я не могу. Я ничего не знаю. Я даже не попрощалась со своим мальчиком.
Она закрыла лицо ладонями и расплакалась, позволяя накопившейся боли вылиться соленой влагой. Запустив пальцы в волосы, она с остервенением разрушила прическу и снова посмотрела на Грина, который терпеливо ждал.
Урсулла понимала, что он прав. Что нужно было поговорить с ними, ответить на вопросы. Нужно было сразу приехать. Но она не смогла. Аксель положил руки ей на плечи, тихонько сжимая. От этого простого прикосновения кровь бросилась в лицо и одновременно стало легче дышать. Он будто забирал ее боль.
– Мы можем поговорить здесь? – сквозь слезы спросила она.
Детектив медленно кивнул. Женщина слабо улыбнулась.
– Присядешь?
Он сел на соседнее кресло, развернув его так, чтобы видеть ее лицо. Миссис Карлин медленно повернулась. Несколько минут они молчали. Женщина смотрела в одну точку где-то за ним. Ее мысли бегали от эфира до погибшего сына. Казалась невероятно важной царапина на стене гримерки. Урсулла пыталась сообразить, кто мог ее оставить. Не вспомнила подходящей ситуации и без желания посмотрела в спокойные глаза детектива.
– Я буду спрашивать, а ты говори все, что придет в голову. Не фильтруй. Если захочется плакать – плачь. Нам поможет любая деталь.
Она кивнула. Он достал блокнот и остро заточенный лезвием карандаш из внутреннего кармана куртки. Открыл чистую страницу и приготовился.
– Где ты была восьмого числа с двух до восьми после полудня?
– Я… у меня была личная встреча.
– Эта личная встреча сможет подтвердить твое алиби?
Она опасливо посмотрела ему в глаза.
– Только если под грифом «секретно».
– У личной встречи есть имя?
– Валентин Тейн.
Взгляд детектива стал колючим. Урсулла сжалась и опустила глаза.
– Брат Артура Тресса. – Аксель сделал пометку. – Мы поговорим с ним. Мы обнаружили, что замок на двери черного хода сломан. Когда это случилось?
Женщина побледнела. Она совершенно забыла про замок. Она пообещала Карлину все исправить, но забыла.
– Я не помню, в какой точно день это произошло. Где-то в начале месяца. Я проснулась позже обычного от странного звука. На первом этаже дул ветер. Дверь распахнулась. Я закрыла ее, подставила коробку от обуви.
– Почему вы не починили замок?
Она опустила глаза.
– Я забыла. Пообещала Марку, что сделаю, и забыла. У меня была сложная неделя. Много репортажей и… личных встреч.
– Йорн часто оставался один?
Она молчала. Вопросы детектива вбивали гвозди ей в сердце, вскрывая простой факт, что все могло быть иначе. Если бы она не пропадала с любовниками, не нарушала обещаний, которые давала Карлину, больше была с семьей. Или хотя бы доплатила няне несколько дополнительных сотен за то, что та будет задерживаться до ее прихода.
– Два-три раза в неделю. У нас хорошая охрана, добрые соседи. И он всегда спал очень крепко. Ни разу я не находила его в слезах, когда возвращалась домой.
– Два-три раза в неделю Йорн оставался один. Кто об этом знал?
– Да все, – развела она руками. – Няня, горничная, садовник, строители. Мы перестраиваем веранду и еще что-то по мелочи. Все, кто помогал с хозяйством. Я не делала из этого большого секрета.
– Все кроме Карлина, – сделал вывод Аксель. Он написал еще несколько строк в блокнот. – Два-три раза в неделю Йорн оставался один. Няня приводила его с прогулки, укладывала спать и отправлялась на вторую работу. Во сколько ты возвращалась в эти дни домой?
– В пять или шесть вечера.
– Расскажи, как ты проводила с сыном время после третьего апреля?
Четко очерченные брови женщины взлетели вверх. Она положила руку на гладкую столешницу перед зеркалом, сдвинув баночку из тонкого пластика, в которой хранился крем-основа для макияжа. Изящные пальцы с аккуратным маникюром прикоснулись к толстой кисти для румян.
– Третьего апреля?
– Меня интересуют пять дней, начиная с обеда третьего апреля до обеда восьмого апреля. Постарайся вспомнить.
– Надо спросить у няни, где они гуляли…
– Спрошу. Меня интересует, где была с ним ты.
– Четвертого вечером мы ходили в театр, Валентин подарил билеты на «Золушку». Пятого я работала, Йорн был с Алексой. М-м-м, – она прикрыла глаза, вспоминая, – шестого я обедала в ресторане в «Треверберг Плазе». Йорн сидел в детской комнате, пока я работала. Потом мы заехали в зоопарк. Он хотел посмотреть на льва. Седьмого… Что было седьмого? Алекса отпросилась, у нее что-то случилось. Я брала сына с собой на работу. Мы ездили по всему Тревербергу, снимали репортажи. Я фотографировала Муна и мисс Рихтер, говорят, они хотят пожениться, заезжала к Валентину. Заезжала к адвокату на центральном шоссе. Мы готовили документы на развод. А потом в суд – нужно было подать заявление.
Аксель кивнул.
– Карлин не знает? – тихо спросил он.
Женщина пожала плечами. Ее затопило мертвое безразличие к происходящему.
– Знает. А если не знает, узнает от адвоката.
– У вас в чулане бардак, – сменил тему Аксель. – Некоторые из команды предположили, что маньяк там переодевался.
Урсулла опустила голову.
– Я не знаю, там всегда не убрано. Дверь закрывается, и кажется, что все хорошо. Я не заглядываю туда
