в их число.
— Да, двадцать четыре минуты, вот кассета, но из нее ничего не понятно… — Вероника хлопала большими глазами, и на лице ее не отражалась работа ни одной извилины, лишь читалось подобострастие.
— Что за день сегодня такой… Я посмотрю.
Юля отправилась в монтажную комнату, вставила отснятую кассету в видеомагнитофон, уставилась в экран, и очень скоро ей стало понятно, что не понятно абсолютно ничего. В исходном материале мелькали кадры судьи, монотонно оглашающего приговор неким двум братьям, крупные планы зрителей, самих братьев, у одного из которых после объявления вердикта Верховного Суда, приговаривающего обоих к исключительной мере наказания через расстрел, пошла пена изо рта, он стал кричать и забился в судорогах. Волнующие кадры крайне сурового приговора приводили в отчаяние, перехватывало дыхание, зрачки расширялись, охватывал озноб, да и волосы становились дыбом, но кто были эти братья, какую мерзость они сотворили, в чем крылась фабула совершенного преступления, собственно, как и кто оглашал приговор, было абсолютно неясно.
— Невероятно. Надо отправить кого-нибудь к Жоре домой.
— Уже, — с готовностью ответила Вероника, прижимая папку с отредактированными текстами к груди. — Вернулся его товарищ, говорит, бесполезно, накануне Жорик закупился ящиком водки, а обычно он никому не открывает, пока не выпьет свое, и даже если мы взломаем дверь…
— Толку будет мало. Выдать сюжет без комментариев в эфир мы не сможем, в крайнем случае, только тогда, когда великий талант вернется к своим обязанностям. Стало быть, наши прекрасные отношения с Верховным Судом, которых я добивалась битых три месяца, можно благополучно похоронить. Профукать такую эксклюзивную возможность!
— Тут еще кое-что… — замялась дежурный редактор. — Пришло официальное приглашение на бланке с настоятельным требованием посетить ближайший районный отдел внутренних дел в связи с обращением некой гражданки, обвинившей ведущую телепрограммы «Терранова» в клевете, порочащей ее честь и достоинство.
— Ого! Ну и денек, честное слово!
Следующим утром Лисовская постучалась в искомый кабинет дознавателя, чтобы воочию ознакомиться с сутью предъявленных ей обвинений.
В полупустом кабинете с бело-синими масляными стенами за ширпотребным письменным столом над печатной машинкой склонился мелкий сутулый белобрысый человек в милицейской форме, пытаясь одним пальцем простучать некий документ, каждый раз мучительно и с трудом отыскивая нужную букву алфавита.
— Извините. Можно войти?
— Здравствуйте, здравствуйте, дорогая ведущая известной передачи! Я вас сразу узнал! Нет, ну в жизни вы лучше выглядите! — Милиционер с улыбкой подскочил вверх. К радости Юли, дознаватель оказался поклонником хроники криминальных происшествий. — Не волнуйтесь, я уже просмотрел видеозапись, здесь нет никаких оснований для возбуждения дела, вот уже и отказ почти напечатан, заканчиваю. Присядьте, минут на десять, подпишите и будете свободны!
— Пока…
— Что вы говорите?
— Пока свободны, — сыронизировала Юля и дополнила: — В наше время нельзя зарекаться.
— А-а-а, это точно, — хмыкнул в ответ милиционер, но Юля не вполне была уверена, что тот понял иронию до конца.
— В чем клевета по мнению заявительницы?
— Я так и не понял. Но уже за то, что вы не побоялись вступиться за легендарного сыщика, мой вам поклон и уважение.
— Спасибо, конечно, надеюсь, на этом дело и закончится. А кто это Шутько, чья подпись на заявлении?
— Мать умершего в кабинете, мать… И зачем это ей? Она же от государства получила тринадцать тысяч долларов за смерть сына. Чего-то добивается, не верит, что сам парень умер.
— Да, приятного мало.
— В нашей с вами работе вообще приятного мало. Я-то — понятно, а вам-то зачем?
— Для правды…
— Правда, видимо, она у каждого своя…
Опытный следопыт
Сентябрь, 1994 год, Москва
Темный и холодный день выдался на редкость дождливым. Дворники изношенного серого «опеля» не поспевали смахивать обильные осадки, что лились как из ведра, затмевая проезжую часть. Василь Васильевич от самого парадного подъезда «Передела» следовал за автомобилем некоего рослого сотрудника охранного предприятия, стараясь, чтобы не быть замеченным, двигаться на почтительном расстоянии. Необыкновенно высокий человек, который перед тем, как сесть за руль, перекинулся парой фраз с приятелем, назвал себя то ли в шутку, то ли всерьез бывшим офицером-подводником. И теперь, следуя за натренированным мужчиной, каждый раз останавливаясь на красный сигнал светофора, неугомонный Василь Васильевич боялся упустить его из виду, вглядываясь сквозь порхающие дворники машины в номер впереди стоящего «мерседеса», не обращая ровным счетом никакого внимания ни на вереницу трамвайных вагонов, описывающих круг по площади, ни на черные людские фигуры под черными зонтами, перепрыгивающие через лужи, ни на огромный почтовый грузовик, выезжающий из полукруглой арки помпезного дома сталинской эпохи.
Полковник в отставке не мог позабыть о многолетней службе в органах внутренних дел и теперь, через многие годы после выхода на пенсию, по просьбе белорусского коллеги сосредоточился исключительно на номере импортного автомобиля, чтобы запомнить эти нехитрые цифры раз и навсегда, если вдруг тот умчится прочь, поскольку некогда верная память с возрастом стала давать сбой. Василь Васильевич сумрачно всматривался в темную воду, стекающую по заднему стеклу «мерседеса», в покачивающегося в такт игрушечного щенка на задней панели, как вдруг водитель рванул на желтый сигнал светофора, словно пытался оторваться от неслучайного преследователя. «Неужто срисовал?» — подумалось полковнику, и острый нос его непроизвольно дернулся вверх. Играя в детектива, старик был как никогда счастлив.
Минуту спустя Василь Васильевич, бормоча про себя номер машины, выругался, сожалея, что, если бы не сильный дождь, он смог бы на ходу достать карандаш и черкануть номер в записную книжку. Однако на следующем перекрестке «опель» не подвел, поравнявшись с «мерседесом» во втором ряду. И это было весьма кстати, поскольку тот свернул направо, и Василь Васильевич шустро последовал за бывшим офицером-подводником.
Остановившись за поворотом, необыкновенно высокий человек вышел из салона автомобиля. Спортивный и мускулистый, с большими ступнями и свежевыбритым лицом, недоброжелательным и сосредоточенным, не выпуская длинных накачанных рук из карманов и размеренно жуя жевательную резинку, он долго стоял перед витринами магазина. Его кроссовки, узкие спортивные брюки, забрызганные сзади грязью, фирменная дорогая куртка говорили о том, что куплены недавно и не за деревянные рубли. Точно ли его так уж интересовали отечественные часы, чемоданы из кожзаменителя и сувенирные матрешки, кокетливо зазывающие с витрины? Сразу было видно, что нет. Он ждал встречи.
Второй человек в аналогичном спортивном костюме и с большой сумкой через плечо появился минут через пятнадцать, и пара направилась в ресторан напротив. Полковник запаса поднял воротник, тайно последовал за ними и незаметно пристроился в глубине заведения. Субъекты его наблюдения сидели вдвоем, не раздевшись, в тусклом и холодном зале за неуютным столиком у входа. Причем
