может быть? — спросила я вслух, разглядывая улицу, которая тянулась вниз. Настоящую широкую улицу с домами, которые высились по ее краям.
Я сощурила взгляд, понимая, что что-то не то, кроме самого факта присутствия здесь абсолютно неуместной улицы, словно вырванной из какого-то уютного городка. Мощеная камнем дорога, желтые полосы разметки, бордюры и тротуары…
— Что за… — снова воскликнула я, а ноги сами несли меня вниз, на безлюдную широкую дорогу, и в горле стоял ком ледяного ужаса.
Дома, вот что оказалось совершенно не тем, неуместным, даже более диким, чем улица, возникшая за холмами внезапно и нелепо. Дома представляли собой безумное сочетание чьей-то больной фантазии. Деревянный терем с широким резным крыльцом и деревянными наличниками и каменное здание с готическими окнами и пиками крышами соседствовали друг с другом, слепившись стенами, а за ними спряталось неказистое приземистое строение, больше напоминавшее выбеленную казарму с узкими оконцами, затянутыми частой решеткой. А дальше по улице обычный такой лондонский дом в первом этаже которого расположен паб с нелепым названием «The Hung Drawn Quartered». Красного автобуса не хватает.
— Эй, — позвала я, стягивая мантию и стряхивая пепел. Дышать здесь оказалось гораздо легче, чем по ту сторону холмов. Но вот тот факт, что здания стояли и смотрели на меня темными слепыми окнами, и ветер шевелил флюгер на крыше одного из них, который со скрипом поворачивался то в одну, то в другую сторону, пугал до ужаса. Я до сих пор чувствовала, как в груди леденело нехорошее предчувствие, и вздрагивала от каждого необычного звука мертвой улицы.
Справа стояло самое обыкновенное жилое трехэтажное кирпичное строение. Клубный дом, каких немало в каждом городе. Два подъезда, велосипед, оставленный у стены, невысокое крыльцо, обшитое колотой плиткой, и горшки с цветами, подвешенные на крыши подъездов. Все настолько привычное и, вместе с тем, дикое, что из груди рвется невольный крик.
Я зажала рот кулаком, чтобы не расплакаться от отчаяния и страха. Любопытство, которое появилось, едва я увидела эту улицу, рассеивалось перед ужасом опустения и дикости этого места.
— Кто ты? — услышала я резкий каркающий голос и все-таки завизжала. Так громко, что задрожал воздух. Уверена, еще никто и никогда не визжал здесь так, что дрожали стекла окон. И, когда я замолчала, мне, наконец-то, стало легче. Развернувшись, я встретилась взглядом с высоким сгорбленным стариком, больше похожим на отшельника, чем на архангела или падшего. Если он и был когда-то человеком, то сейчас напоминал его лишь отдаленно. Вместо ног у этого существа под полами рваного савана клубился серый дым, и трава, которая покрывала глинистую почву, превращалась в золу там, куда ступало это существо.
— Кто ты? — повторил он заунывно, и приблизился ко мне еще ближе, отчего я развернулась и побежала вверх по улице. Мимо неслись здания из самых разных уголков Земли или других миров, кто их знает, а я бежала до колик в боку и до слез, застилающих глаза, пока не остановилась, хватаясь за грудь и за сердце, тяжело бухающее прямо в ладонь. Только вот оказалось, что я стою вначале той же самой улицы, а странный старик все так же пристально смотрит на меня, вопрошая:
— Кто ты?
Не грохнуться в обморок мне помогли разве что природная храбрость и понимание, что существо не нападает и не скалит зубы. Может, удастся выстроить разумный диалог.
— Арина, — сказала я задыхающимся голосом. — Адептка Храма семи ступеней, — добавила зачем-то, согнувшись пополам и стараясь возобновить нормальное дыхание. Старик не приближался, все еще стоя там, где и стоял, и продолжал сверлить меня прямым неприязненным взглядом опустошенных выцветших глаз. Одно меня напрягало: он чуть наклонял голову и втягивал в себя воздух, отчего тонкие крылья его носа странно трепетали, а тонкогубый рот приоткрывался, обнажая желтые зубы. Старик напоминал мне вампира, готового к прыжку, и я зажмурила глаза, навсегда попрощавшись с жизнью.
В тот момент я даже не вспомнила, что теперь у меня есть крылья.
Глава XIX
Узел интриг
(Аврелиан)
По полу кабинета валялись бумаги, и я топтал их ногами, совершенно не задумываясь о том, что это важные документы. Из головы никак не шел образ Арины, которую в последние дни я видел лишь мельком, а сердце сжималось тревожным спазмом, заставляя меня совершать необдуманные поступки. Одним из таких — распахнутое настежь окно, ворвавшийся в кабинет резкий порыв ветра и бумаги, разбросанные по полу.
Стук в дверь не вернул мне самообладания, лишь добавил нервозности жестам.
— Войдите, — сказал я сухо тому, кто стоял снаружи, и Майкл уверенно шагнул внутрь, удивленно приподнимая брови и небрежно передергивая плечами, словно делал вид, что он ни к чему не причастен.
— Как она? — спросил я, поднимая голову и глядя на Гавра прямым немигающим взглядом. Не имело смысла растягивать неизбежное и посвящать время приветствиям, я слишком сильно волновался и не мог объяснить самому себе то тревожное чувство, которое росло и ширилось в груди с каждым мгновением.
— Нормально, — ответил он сразу же, и сузил глаза, чуть наклонив вперед голову. В золотистых радужках плескалось непонятное мне выражение, которое я не мог разгадать вот уже несколько месяцев. Определенно, Майкл не доверял мне.
Несколько секунд, бесконечно долгих секунд мы не сводили глаз друг с друга, пока Майкл, наконец, не дрогнул, отводя взгляд и переминаясь с ноги на ногу. На его мощных плечах натянулась учебная мантия, и широкая грудная клетка показала, что и на первой ступени архангелы — это уже рослые и зрелые высшие, способные на многое. Например, на соблазнение впечатлительной девушки, которая не привыкла к подобному.
— Я сделал все, как вы просили, ректор, — небрежно бросил он, сжимая губы в тонкую линию и хмуря брови.
— До комнаты проводил? — задал я простой вопрос, на который собирался получить такой же простой ответ, но Майкл хмыкнул и пожал плечами, а у меня внутри все перевернулось.
— Вроде как, — сказал он с усмешкой. — Проводил.
Ревность полоснула ножом по сердцу, и перед глазами замелькали черные точки. То ли усталость сказывалась, то ли яркое чувство, от которого я успел отвыкнуть, полностью завладело разумом, мешая сосредоточиться на чем-то другом. Умом я понимал, что Арина моя, теперь моя. Она выбрала меня, она получила часть моей божественной силы, она шептала мое имя, исступленно выстанывала его, когда обнаженная ерзала по простыням, умоляя дать ей разрядку.
Арина только моя, но Майкл Гавр одним своим присутствием рушил идеальный образ того, как мы с Ариной стоим рука об руку у алтаря,
