и тот уже лез с кулаками на дядюшку.
Меж тем «Арабелла» дождалась «Элизабет» и «Инфанту» и, когда все три корабля почти поравнялись с пустыми береговыми укреплениями, повела эскадру вперёд. Испанские часовые слишком поздно соизволили заметить в темноте неясные очертания кораблей и услышали тихий плеск рассекаемых волн и нежное журчание кильватерных струй.
– Гадские пи-ра-ты-ы-ы!!!
В ночном воздухе раздался такой взрыв бессильной человеческой ярости, какого, вероятно, не слышали даже строители Вавилонской башни[45]. Тем временем «Элизабет», проносясь мимо, произвела по укреплениям сокрушительный залп из всех своих пушек левого борта.
Вот тут только адмирал понял, что его нагло одурачили, хотя и не до конца сообразил, как именно. В диком гневе дон Мигель, топая ногами, приказал снова перенести на старую батарею с таким трудом унесённые оттуда пушки. Он погнал канониров вернуться на те батареи, которые охраняли подход с моря, усталые артиллеристы чуть не заплакали от обиды, но в этот момент шарахнули пушки «Инфанты». Второй залп обрушился на несчастную береговую линию…
– Огонь! – не своим голосом, почти фальцетом, взревел адмирал, и перепуганные артиллеристы тупо исполнили приказ. Дальнобойные пушки Маракайбо пальнули из разных мест во все стороны – кто в море, кто по берегу, кто в город, кто в звёздное небо. Естественно, если кому и досталось, то не корсарам.
В ответку посреди ночи прогремел ужасающей силы бортовой залп «Арабеллы», поднимавшей все свои паруса. Ошарашенные испанцы издалека увидели её красный корпус, освещённый огромной вспышкой огня. Скрип фалов[46] утонул в грохоте пушек, и «Арабелла» исчезла как призрак в благоприятствующей мифологизации темноте.
Два чудом уцелевших испанских часовых жалобно и наугад пальнули в ночь из мушкетов. Зачем? Но пусть. Однако уходящие пиратские корабли не произвели больше ни одного выстрела. Они и так победили, фактически береговых укреплений Маракайбо больше не существовало.
Подгоняемая хорошим южным бризом, эскадра Блада развернулась к старому форту, когда в узком проходе в розовом тумане грядущего рассвета показались далёкие очертания двух кораблей. Это храбрый капитан «Сан-Фелипе» привёл встреченного им «Санто Ниньо», и, судя по всему, испанцы были решительно настроены поквитаться. Они же не знали, что в форте всё ещё оставались два десятка вампиров, давно держащих проход под дулами старых пушек.
Клыкастые канониры, ученики Огла, успели произвести не более десятка выстрелов, а «Сан-Фелипе» уже начал тонуть, и командир второго корабля по-тихому спустил свой флаг, разумно решив, что храбрость не всегда хорошо сочетается с жизнью…
Тем временем в не тронутом пиратами Маракайбо хихикал себе в кулачок вице-губернатор, исполнивший свой долг перед семьёй и спасший город. А дон Мигель орал на всех подряд, рвал волосы на груди и потрясал кулаками, изрыгая самые страшные проклятия в смеющиеся небеса. На самом же деле он со страхом думал о том, каким магическим образом объяснит высшему совету его католического величества все обстоятельства ухода пирата Питера Блада из столь прекрасной засады с двумя двадцатипушечными фрегатами, ранее принадлежавшими Испании.
Отметим, он ещё ничего не знал о двухстах пятидесяти тысячах песо и всякой другой ценной добыче. Ведь проклятый ром коварные корсары умудрились перевезти на борт «Инфанты». Хотя… что взять с конченого идиота, облечённого властью?
«Личный долг» капитана Блада становился просто огромным, и дон Мигель Эспиноса страстно поклялся перед самим адом взыскать его сполна, чего бы это ни стоило. Поверьте, опасно бросаться такими горячими словами. За них всегда приходится отвечать. Но ещё более опасно отдавать скоропалительный приказ быстренько найти и доставить к нему в палатку настоящего вампира…
Капитан Блад меж тем приказал команде «Санто Ниньо» погрузиться в шлюпки, милостиво позволив им отправиться обратно на Арубу, или в Маракайбо, или к чёрту на рога, или куда ещё только заблагорассудится. Он был настолько великодушен, что даже подарил им пару своих лодок из тех, что успешно изображали «перевозку» пиратов…
– Уж простите за то, что застанете дона Мигеля в дурном настроении. Передайте адмиралу привет и скажите, что за все несчастья, выпавшие на его голову, он должен винить только самого себя. Я его первым не трогал, даже наоборот, подарил почти пятьдесят тысяч песо, за которые меня – представьте только – угостили всего одним стаканчиком разбавленной малаги! Ну не старый ли скупердяй?!
С этими словами Питер отпустил капитана «Санто Ниньо» и приступил к осмотру своего нового трофея. Обыскивая корабль, пираты обнаружили, что в его трюмах находится живой груз.
– Рабы? – предположил Волверстон, но из трюма вдруг выполз кривоногий Каузак, щурясь и морщась от яркого солнечного света. Корсары, поднимавшиеся вслед за ним, последними словами лаяли бретонца за трусость! Да, стыдно было всем, ведь по факту их спасли те самые люди, которых они предали и бросили, обрекая на гибель.
Ещё вчера вечером «Санто Ниньо» потопил тот самый шлюп, на котором французы отплыли из форта. Каузак чудом спасся от виселицы, но, получалось, лишь для того, чтобы на долгие годы стать посмешищем берегового братства.
…И ещё долго во всех кабаках на острове Тортуга его издевательски расспрашивали:
– Куда же ты девал своё маракайбское золото?
Каузак плевался и ругался на всех языках, но над ним просто ржали или били в морду…
Глава 18
Немного о «Милагросе»
…Дело в Маракайбо могло бы стать шедевром корсарской карьеры капитана Блада. Хотя что уж там говорить: в любом из его походов проявлялся всё тот же военный талант тактика и стратега. У скромного доктора он был врождённым.
Питер и до этого пользовался большой известностью, но после Маракайбо на него обрушилась слава, какой не знал ни один корсар, включая даже знаменитого Моргана. Кстати, вампира, предателя и подлеца.
В Тортуге, где они заново оснащали захваченные ими корабли, ирландец стал вожделенным объектом поклонения буйного берегового братства. Множество пиратов становились в очередь и едва ли не дрались за высокую честь служить под командованием Блада.
Это дало возможность куда более разборчиво подбирать экипажи для своей эскадры, не опасаясь вновь нарваться на трусливого идиота типа того же Каузака. И теперь, когда он собрался в новый поход, под его началом находились уже пять прекрасно оснащённых кораблей и более тысячи проверенных корсаров. Это была не просто большая морская банда, это была реальная сила!
Три захваченных испанских судна он с тонким академическим юмором (непонятным, впрочем, никому, кроме себя, любимого…) переименовал в «Клото», «Лахезис» и «Атропос»[47]. Ну, типа, как бы тонко намекая, что они станут вершителями судеб всех тех испанцев, которые рискнут встретиться им на пути. Надеюсь, мои образованные читатели владеют латынью. Если же нет, то не огорчайтесь, – перевод внизу страницы…
Почти во всей Европе сообщение о разгроме испанского флота под Маракайбо вызвало беспокойство, граничащее с паникой. Испания и Англия были полностью обескуражены,
