собирались шумными компаниями, пели песни, шутили и смеялись. Мы любили гостей, потому что нам часто перепадали сладости или милые безделушки. Один из друзей папы привез нам видеокассеты и свой видеоплеер, и с тех пор мы собирались в большой комнате и смотрели красочные американские фильмы. «Один дома», «Трудный ребенок, «Няньки», «Полицейский из детского сада» – мы засмотрели эти кассеты до дыр, выучили наизусть диалоги. Это были первые фильмы после советских и индийских, которые мы видели. И жизнь на экране была нам в диковинку – люди жили в просторных домах с красивой мебелью, слишком зеленой травой на лужайке, с дорогими машинами и яркими игрушками. Мы никогда не видели ничего подобного…
Однажды я получила двойку за контрольную по математике. Это была первая в моей жизни двойка, и всю дорогу домой моим терзаниям не было конца. «Анька, ну и глупая ты курица», – повторяла я, представляя, как расскажу о двойке родителям и как буду наказана. Боялась, что мне запретят смотреть фильмы. Новых видеокассет у нас не появилось, но мы были рады пересматривать имеющиеся четыре кассеты снова и снова. Придя домой, я накрутила себя так, что места себе не находила, сразу юркнула в свою комнату и села за уроки. И только к вечеру, справившись с домашним заданием и наведя идеальный порядок в комнате, я нашла в себе силы признаться маме о двойке. Я сидела на кровати и ждала вердикт, но, к моему изумлению, мама довольно спокойно отнеслась к моей трагедии.
Я плакала, рассказывая маме, что не поняла новую тему и перепутала задание, а она гладила меня по голове, приговаривая ласковым голосом:
– Анечка, не переживай! У тебя в жизни еще будут двойки, не нужно так убиваться из-за небольшой неудачи!
А потом папа пришел домой, и выглядел он понурым и вместе с тем чем-то озабоченным. Он был явно не в себе, курил одну за другой сигареты, выдыхая дым в раскрытую форточку. Они с мамой долго сидели на кухне и что-то обсуждали.
На следующее утро, проводив папу на работу, между приготовлением каши и заплетанием косичек, тяжело вздохнув, мама объявила:
– Папина служба на этой заставе подошла к концу. Его отправляют служить в Москву.
– Как в Москву? А как же мы? Как же моя школа? – отозвалась я.
– Мы, конечно же, переедем вместе с папой.
– Но мы не хотим! Можно нам остаться здесь? – Я не могла представить, как уеду и оставлю своих друзей, любимую школу и привычную жизнь.
Несмотря на то что мы жили как беспризорники, постоянно попадали в передряги, разбивали лбы и коленки, набивали шишки, я обожала свое детство, полное приключений, свободы и восторга.
После школы я прибегала домой, бросала рюкзак и вновь бежала на улицу – гулять. В условленном месте за поленницей мы встречались с мальчишками, которые перелазили через забор на нашу территорию, чтобы погулять вместе с нами. Самый взрослый из ребят, Ваня, был старше меня на три года, но мы хорошо ладили. Когда он узнал про наш скорый переезд, то заявил мне с явным разочарованием в голосе: «Если бы ты осталась здесь, то мы бы поженились после окончания школы». Я не очень хорошо понимала, что значат эти слова, но мне льстило предложение старшеклассника.
Мы собирали вещи, упаковывая всю нашу жизнь в коробки, прокладывая хрустальные вазы газетой, заворачивая книги, игрушки и мелкие безделушки. Мне до боли хотелось отодрать с корнем вид за окном и увесистым рулоном сложить с собой, запихать в контейнер машины и увезти. Я не хотела уезжать. Мое сердце оставалось здесь.
– Тебе всего восемь лет, у тебя вся жизнь впереди! – успокаивала меня мама.
– Мне не нужна другая жизнь! Мне нужна эта! Я не хочу уезжать! – отвечала я, наполняясь лютой ненавистью к незнакомой и далекой Москве.
Но что я могла сделать? Была мысль убежать из дома, это отсрочило бы наш отъезд на несколько дней. Мучительно долго я бродила по знакомым дорожкам, прощалась с каждым деревом, с каждым видом, открывающимся за поворотом. Чувствовала, что мы сюда не вернемся. Меня подташнивало и выворачивало наизнанку от этих мыслей. В голове не укладывалось, как можно встать и уехать из своей такой любимой и обустроенной жизни. Я знала, что больше никогда не увижу эти края…
Балтийская коса
На следующее утро, когда Аня спустилась на кухню, чтобы выпить кофе, Роза обратилась к ней с просьбой:
– Анечка, не могла бы ты съездить на велосипеде к моей знакомой? Нужно забрать у нее небольшую вещь для Луки.
– Да, конечно! Я могу сходить пешком, – отозвалась Аня.
– Нет, нужно на велосипеде. В руках ты не донесешь, тяжело будет. А у велосипеда есть корзинка, туда положишь, – загадочно улыбнулась Роза.
– Хорошо, – с готовностью согласилась девушка. – Только кофе выпью.
– Ну конечно! Я как раз сварила! Знакомая живет на другом конце города, я тебе сейчас объясню, как ее найти.
Позавтракав, Аня надела спортивный костюм и кроссовки, выкатила из гаража велосипед с металлической корзинкой спереди и помчалась по указанному адресу. Ветер трепал ее волосы, велосипед подпрыгивал на неровностях дороги, проносясь мимо современных коттеджей и старинных домиков.
Остановившись у нужного дома, она нажала на звонок на деревянной калитке, за которой виднелся старенький немецкий домик с обветшалыми стенами и поросшей мхом черепичной крышей. Кое-где черепица осыпалась, и домик казался нежилым и заброшенным. Вокруг росли такие же старые яблони – своими ветвями они упирались в стены дома, словно придерживали его, не давая ему рассыпаться. Калитку открыла пожилая женщина – она представилась Лидией – и пригласила Аню войти во двор. Немногословная хозяйка прошла на задний двор и остановилась у кустов гортензий, плотной стеной окруживших дом, с нее ростом, с пышными шапками голубых, розовых и белых соцветий. Не говоря ни слова, женщина взяла садовые ножницы и, пробираясь сквозь разноцветные заросли, начала формировать букет. Собрав охапку размером со взрослого лабрадора, женщина протянула букет Ане.
– Это вам от Луки, – только и сказала она.
– Как мне? Наверное, это для Розы? – удивилась девушка.
– Нет, именно вам от молодого человека. Я еще не совсем из ума выжила.
– Но как же я повезу их?
– Это не ко мне! – произнесла женщина, следуя обратно к калитке. – Вам повезло с таким поклонником.
Аня кое-как разместила гортензии в корзинке, они загораживали руль, наклонив свои макушки в разные стороны и образуя огромное яркое облако. Сначала неуверенно, но после уже смелее, убедившись,
