Книга Избранница Дикой Охоты - Мари Дюкам

Всадник сидел за столом спиной ко мне. Простые штаны, свободная рубашка, начищенные сапоги, левая рука примотана к торсу, чтоб не бередить рану: так и не скажешь, что он был на краю смерти. Длинные волосы, небрежно перехваченные в низкий хвостик, отмыты до цвета серебра. На столе перед Рейнаром стояла миска со ступкой: кажется, всадник тоже увлёкся зельеварением.

— А вот и ничья красавица, — беззлобно пошутила Ретта, кивая на прикрытые салфеткой тарелки. — Ешь, госпожа хорошая.

Накатила внезапная волна смущения, когда оба они — и лекарка, и Рейнар — посмотрели на меня. Я скользнула на лавку напротив всадника, придвинула к себе тарелку с ещё тёплой похлёбкой. Сосредоточившись на еде, краем глаза заметила, как Рейнар отложил ступку в сторону. Меня сначала бросило в жар — от недавних мыслей на счёт его персоны, — затем по коже пробежал мороз, когда сообразила, что заканчивался третий день нашего пребывания в деревне. Время таяло, как весенний снег, а я всё не могла решиться хоть на какие-то действия.

Похлёбка кончилась. Смелости так и не прибавилась.

Вот же ерунда! Да я так не переживала, даже когда впервые защищала бюджет на следующий год перед большим начальством. Соберись, Агата, ну же!

Мы заговорили одновременно:

— Спасибо, что вернулся…

— Спасибо за спасение…

И замолчали. Я нервно крутила ложку, пока она не выскользнула из пальцев, брякнув об стол. Ладонь Рейнара накрыла мою.

— Спасибо, Агата, — повторил он, наклоняясь, чтобы заглянуть мне в глаза. — Но ты не должна была так рисковать, помогая мне.

Я вздёрнула подбородок. Ладонь под его пальцами непроизвольно сжалась в кулак.

— Не хочу быть обязанной. — Ответила сухо, делая вид, что ничего необычного не произошло. — Кроме того, я лишь дождалась помощи из деревни. Это Ретта вытащила тебя с того света.

— Госпожа преуменьшает свою заслугу, — проскрипела в ответ лекарка, не скрывая усмешки. — Если бы она не вытащила стрелу, то ты захлебнулся бы кровью. Я лишь сняла воспаление. Правда, шрамы от криво зашитых ран останутся навсегда…

Я покраснела от напоминания о своих неуклюжих попытках помочь. Сердце сжалось от воспоминаний, руки будто снова стали липкими от крови всадника.

— Извини, — буркнула я, выдёргивая кулак, но Рейнар снова перехватил его.

— Ерунда. — Он нежно погладил мои пальцы, и вдруг привстав, легко поцеловал тыльную сторону ладони. — Парочкой больше, парочкой меньше — неважно. Главное, мы оба живы.

Впервые за всё время нашего знакомства я видела всадника таким расслабленным. Словно кто-то снял огромный камень с его плеч, и он, несмотря на слабость, ощутил спокойствие. В его голубых глазах исчезла прежняя настороженность. Он смотрел на меня с улыбкой, от которой пересыхало в горле.

— Ага… — выдавила я из себя.

Рейнар отпустил мою руку, возвращаясь к ступке. Щедро сыпанув в неё мелких синих цветков, он принялся растирать их в пыль с неожиданной сноровкой.

— Присоединяйтесь, госпожа. — Ретта придвинула ко мне корзину, полную лесных грибов. — Через два дня мы благодарим Матерь за обильный урожай, а пока нужно приготовиться к празднованию.

Лекарка вручила мне нож, показала, как чистить грибы, сама же продолжила сплетать в пучки растения и цветы.

— Вы знаете, что за барьером почти зима? — спросила я, неловко орудуя ножом.

Ретта кивнула.

— Сила Триединой хранит нашу деревню, даруя долгое лето, щедрую осень и совсем короткую зиму. Оттого мы и празднуем Цваэрнт, Второй урожай, когда во всем мире уже ложится снег. Вы тоже приглашены, кстати.

От неожиданности я случайно отсекла кусок мясистой грибной шляпки, за что удостоилась укоризненного взгляда от лекарки.

— А вас не смущает, что Рейнар… Что мы… — Я замялась, пряча гриб в корзинку к уже почищенным товарищам.

— Что я всадник Дикой Охоты? — спокойно закончил Рейнар.

— Если не станешь призывать своего хозяина раньше времени, то нет, — так же прямо ответила Ретта.

— Не стану, — пообещал всадник. — Сам надеюсь увидеть его ещё не скоро.

— Ну четыре дня у вас есть, — философски пожала плечами лекарка. — А дальше… Кто знает, как всё повернётся.

— Что это значит? Почему четыре? — Нахмурившись, Рейнар повернулся ко мне. — Он же не найдёт тебя здесь, верно?

А вот и настало время для откровенности. Я молчала, не зная, как рассказать обо всём. Нож в руке машинально срезал прилипшую землю, остановившись лишь когда у гриба отвалилась шляпка. Я упрямо закусила губу. С чего же начать? Рассказать про ультиматум Хейдрека? Признаться, что знаю, как снять проклятье? Или может невзначай обмолвиться, что я нуждаюсь в его помощи на одну ночь?

Ретта, почуяв назревающий спор, благоразумно удалилась из дома.

— Только не покалечьте друг друга, — попросила она скорее с улыбкой, чем с беспокойством.

Мы остались вдвоём. Отмалчиваться дальше было бессмысленно.

— Хейдрек пообещал поджечь лес вокруг барьера, если ты не приведёшь меня через неделю в Тодбург. — Я решила начать с чего попроще.

Отложив нож, отважилась взглянуть Рейнару в глаза. Его лицо застыло, прежняя расслабленность исчезла.

— Нужно уходить.

Отодвинув ступку в сторону, всадник поднялся вполне уверенно, но стоило ему сделать несколько шагов, как он покачнулся. Я успела подскочить, поддержала под руку, помогая выпрямиться. Пришлось обхватить его за талию, когда Рейнар, попытавшись отстраниться, снова начал заваливаться на бок.

— Нельзя, — возразила я, чувствуя, как ладони обжигал жар его тела. — Ты не дойдёшь до барьера — здесь полдня пути пешком. Но даже если мы сумеем выбраться, то Хейдрек просто сожжёт деревню.

— И что? — резко спросил Рейнар.

Он выпрямился, выровнял сбившееся дыхание. Мои руки соскользнули с его талии, когда всадник шагнул обратно к лавке.

— Как что… — растерялась я. — Эти люди помогли нам, они принесли тебя сюда, Ретта выхаживала нас обоих. Разве можно отплатить им такой неблагодарностью? Я не смогу обречь их на смерть.

— Благородно, — кивнул Рейнар и холодно закончил: — Правда, тебя это не сильно заботило, когда ты прокляла меня.

Его и без того чёткие черты лица ещё больше заострились после ранения. Он смотрел на меня бесстрастно, словно не было тех минут благодарности ещё полчаса назад. Я хотела взять его за руку, заглянуть в голубые глаза и пообещать, что непременно сниму проклятье, как только мы окажемся за барьером. Мне всего-то нужно освободиться от ненавистной помолвки, а потом я отпущу его, чтобы больше не подставлять его спину вместо своей.

Всё это готово было сорваться с моих губ, но я молчала. Упрёк задел за живое. Разве не отчаянием был продиктован этот поступок? И разве я не просила его о помощи безо всякой магии? Будь у меня выбор, я бы вообще здесь не оказалась. И при этом