– Меньше надо с мужиками разными яшкаться, – проворчал Дубов.
– Якшаться, Шура, до чего же ты неграмотный. – Панкратьева всплеснула руками.
– Не учи учёного, я так и говорю – яшкаться!
– Хорошо, пусть будет яшкаться, – согласилась Панкратьева, понимая, что Дубов уводит разговор в сторону. – Это к делу не относится. Давай зарплату прибавлять, раз дивиденды не платим. И не всем подряд, а то я тебя знаю. Ты добрый. Отец родной рядовому персоналу. Прибавим только нам с тобой и другу нашему большому и красивому зарплату учиним.
– Ему-то за что? – поинтересовался Дубов. – У него свой интерес, ему наши копейки не нужны.
– Ну, как скажешь, можно только нам с тобой. Но для порядка я бы и для большого босса денег не пожалела. Во всём должен быть порядок и система.
Глубоко внутри себя Панкратьева веселилась. Ведь Дубов даже не заметил, как согласился, и безо всяких золотистых шаров. Хотя настроеньице у него аховое, да еще и обе ноги сломаны. Самое время сорваться на ком-нибудь, матом покричать.
– Давай приказ! Будто я тебя не знаю, – хмуро пробурчал Дубов, – наверняка, уже нарисовала.
– Ага! – Панкратьева протянула ему бумагу.
Дубов посмотрел на цифры, присвистнул и размашисто подписал. Панкратьева обрадовалась и убедилась, что расчёт её оказался верен. Деньги так или иначе любят все. Самому себе зарплату повышать Дубов бы не стал, постеснялся. Ведь в глубине души он, как был человеком совка, так им и остался, совершенно не осознавая того, что стал теперь хозяином собственного предприятия. Дивиденды выплачивать в соответствие с уставом он бы пожадничал, другое дело, если б украсть где-нибудь, занести да не донести или вот накупить на эти деньги уйму всего полезного для фирмы, например, новых компьютеров, гаджетов разных, копировальных и инженерных машин, к которым Дубов имел большую слабость. Причём Панкратьева уже твёрдо знала, что слабость эта его зиждется на откатах, которые он получает от поставщика всей этой технической дребедени. Но Панкратьева-то никаких откатов не получает, а на откаты Дубова до поры до времени прикрывает глаза, дабы иметь в рукаве некоторые козыри. А так все остались довольны: и Панкратьева, и сам Дубов.
– Нахалка ты, Анька! – сказал Дубов, протягивая ей подписанный приказ.
Панкратьева мысленно похлопала себе в ладоши.
– Точно! – согласилась она. – Мне еще денег в долг надо. Квартиру хочу новую купить.
Панкратьева решила не останавливаться, раз уж так попёрло.
– Сколько?!!
Она протянула Дубову заявление на кредит. Заявление было составлено по всем правилам компании с указанием суммы и сроков погашения, а также санкций и прочих айайайев, включая запрет на увольнение без погашения долгов. С помощью такой вот долговой кабалы Дубов и Панкратьева привязывали к компании особо одарённых молодых специалистов.
Дубов взглянул на требуемую цифру, глаза у него округлились, он сказал:
– Фигассе! – Пару секунд подумал и подписал заявление.
Панкратьева быстро выхватила свое заявление у него из рук. Вдруг передумает.
– Дубов, ты не заболел? – на всякий случай поинтересовалась она.
– Заболел. Не видишь, что ли? – ответил он, указывая на свои ноги.
Панкратьева встала из-за стола для переговоров, осторожно обошла костыли Дубова, подошла к нему и чмокнула его в щеку.
– Спасибо тебе, ты настоящий товарищ, почти прекрасный принц! – поблагодарила она своего компаньона и начальника.
– Еще бы! Ты же прешь как танк, попробуй от тебя увернуться, да еще на костылях. У тебя самой все в порядке? Ты как-то изменилась, – заботливо спросил Дубов.
– Я в субботу в аварию попала, тормоза отказали, а потом Федьку застукала за курением марихуаны, – честно доложила Панкратьева.
– Пипец!
– Вот и я так думаю, поэтому, давай я пока некоторое время без командировок поживу. Понятно сейчас пока ты в гипсе, я поеду, если надо. Но только в крайнем случае. Ты же сам знаешь, что я гораздо полезнее на своем рабочем месте и тебе всяко спокойней.
– Чего это мне спокойней? – Дубов нахмурился.
– Ой, будто я не знаю, как ты волнуешься, что я тебя подсижу.
– Еще чего? Много о себе представляешь! – возмутился Дубов, однако глаза его предательски забегали.
– Нет? Ну значит я ошиблась. Вот и славно.
– Трам-пам-пам, – сказал Дубов. – Иди, работай, госпожа министерша.
– Яволь, мой фюлерт! – Панкратьева сделала книксен.
– Сама ты фюлерт!
– Нет, я яшкаюсь с кем попало, а фюлерт у нас – это ты! – с этими словами довольная собой Панкратьева вывалилась из кабинета Дубова.
«Интересно, что это было»? – думала она.
Ведь сейчас только что Панкратьева, шутя и играючи, сделала то, что собиралась сделать уже лет пять. Собиралась, но никак не решалась. Необходимые бумаги на увеличение зарплаты у нее еще ой как давно были заготовлены. А сегодня пошла и сделала. Когда она еще только заходила в кабинет Дубова, в ней странным образом пребывала твердая уверенность, что она не просто провернет всё, как задумывала, а она уже это всё провернула. И где-то там в будущем уже всё произошло, осталось только сказать слова и станцевать ритуальные танцы. Вопрос на самом деле давно решен наверху в небесных сферах. Панкратьевой очень понравилось это новое ощущение себя и своих сил, вот только пожалела, что заявление на кредит составила накануне и наспех. Ведь по всему выходит, она могла и больше денег попросить. И не факт, что Дубов ей бы отказал. Совсем не факт, уж теперь-то она это знала точно. Когда человек уверен в том, что делает, окружающим остается только с ним согласиться.
Вспомнилась дамочка, с которой они гуляли по облакам. Да, всё правильно. Жизнь должна приносить удовольствие. Вот взять, например, Дубова. Так он может на работу вообще забесплатно ходить. Уж очень ему нравится играть в большого начальника. Сидит в своем кабинете, руководит почем зря, а людишки подневольные бегают туда-сюда, туда-сюда. Процесс идет, работа кипит, а в эпицентре он, Дубов, демиург в отдельно взятом офисе. Поэтому и деньги у него на втором месте. Другое дело Панкратьева. Ее хоть горшком назови, только деньги плати приличные. Она не живет ради работы, а наоборот работает ради жизни. Наверное, у женщин как-то все по-другому устроено. У них на первом месте личная жизнь и семья. Панкратьевой пофигу, сколько там людей у нее в подчинении, и можно ли в ее кабинете на велосипеде кататься, или еще пока маловат он для этого дела. Главное удовольствие от работы, по мнению Панкратьевой, заключается в конверте, который она получает два раза в месяц. И теперь это удовольствие будет, наконец, адекватно затрачиваемым ею усилиям. Не когда-нибудь в светлом будущем, как они раньше мечтали вместе с Дубовым по примеру советского народа, а именно сейчас она будет пожинать плоды своего труда. Кто ж его теперь знает, будет ли оно вообще это светлое будущее? Вон, утекла тормозная жидкость в неизвестном направлении, и привет, Шишкин!
