перепродадим.
Мои размышления были прерваны стуком в дверь.
— Олег Васильевич, а вам из полиции звонят, — сунула голову в дверной проем Зоечка. Прищемят, как-нибудь эту голову.
— Из полиции? — слегка удивился я. Уточнил. — Именно из полиции, а не из МВД Франции?
— Никак нет, — по-военному доложила девушка. — Сказали, из полиции, инспектор Левин. Если Левин, то этот самый, что с обыском приходил…
Зоечка пыталась напомнить мне, кто такой инспектор Левин, но я и сам пока не забыл. Просто, по нынешнему моему статусу, инспекторам, да и комиссарам, не положено звонить посланникам чужих государств и уж тем более не пытаться просить с ними разговор. Мог позвонить министр, заместитель министра. В крайнем случае — префект. Дело не только в моих амбициях, а еще и в субординации. Но инспектор парень неплохой, службу тащит, поэтому пока не стану изображать чинушу, а прорухи для родной страны здесь не будет. Все-таки, мы люди скромные.
— Соедините, — кивнул я секретарше, а сам взял трубку.
Голова исчезла, чтобы через секунду появиться вновь:
— Светлана Николаевна телеграмму прислала — все закончилось, возвращаются.
Вот, это хорошая новость. Соскучился я по Исаковым. И оккупанта своего домой заберет.
Легкий шум, небольшой треск и голос инспектора:
— Здравствуйте, мсье Кусто. Огромное спасибо, что сразу же откликнулись. А иначе пришлось бы решать кучу проблем.
Про кучу проблем — это я понимаю. Чтобы инспектору выйти на посла из чужой страны, поговорить с ним хотя бы по телефону, ему следует получить разрешение у своего комиссара, согласовать дело с министром, а тот уже свяжется с МИД. Министр отдаст распоряжение начальнику департамента, тот какому-нибудь заму, а потом бумагу спустят ниже. Потом я что-то отвечу, а мой ответ начнет путешествовать по бюрократической лестнице, а уж когда дойдет до инспектора — кто его знает. Может через неделю, а может и через две.А при желании, если малость поволокитить с ответом (имею право!), так и месяц.
— Инспектор… — слегка нетерпеливо сказал я, давая понять, что тот отнимает у меня драгоценное время. Левин все понял и торопливо заговорил: — Господин посол, я к вам по поводу известного вам дела…
Пауза. Я мысленно хмыкнул и радостно спросил:
— Неужели вы нашли-таки тех, кто стоит за покушением на меня? Весьма вам признателен. Думаю, мсье Маррон будет очень доволен.
На том конце провода послышался легкий вздох, и Левин сообщил:
— Нет, господин посол, я по другому делу. Со мной мой коллега из Амьена, мсье Субреж. Мы с ним давно знакомы. Очень хочет с вами поговорить, но не знает как.
Ах ты, жук-навозник, господин инспектор. По известному вам делу… Типа — а где вы были в момент убийства? Про архив экс-посла в газетах писали, но без особых подробностей. Да мы такой пошлый прием в средней школе проходим, чтобы учительнице не попасться, а тут… Коллега у него из Амьена. Маклаков, старый козел, накатал-таки заяву парижским ментам.
Так, что-то меня на жаргон далекой родины пробило. Нельзя.
— Дайте трубку вашему коллеге, — предложил я. — И пусть он изложит суть дело. Если сумеет все сказать в устной форме, очень хорошо. А нет, то пусть действует официально.
— Мсье Кусто, а если я вам скажу, что у меня имеются интересные сведения о капитане Карнаухе — или, как правильно его звание? то вы встретитесь с нами?
А вот это, как говорится, совсем иное дело. Капитан Карнаух, вернее — капитан первого ранга был тем человеком, на которого указывал раненый-террорист в госпитале. Именно он и стоял за покушением на меня. Карнаух-то мертв, но это еще ничего не значит. Как там говорили — щука-то сдохла, а зубы-то остались.
— Вы сможете прийти в торгпредство? То есть, в посольство?
— Нет, господин посол, — твердо ответил инспектор. — Если я к вам приду, то мое начальство будет не очень довольно. Оно пока в раздумьях — ставить ли вас в известность о результатах, или нет. И я, скажу откровенно, не стал бы вам ничего рассказывать, если бы не Поль. То есть — мой коллега из Амьена. Я ему кое-чем обязан. Поэтому, наша встреча должна быть неофициальна.
— И о чем желает спросить ваш коллега? — поинтересовался я, хотя и знал, о чем.
— Возможно, вы читали в газетах, что у бывшего вашего коллеги мошенники вывезли весь архив.
— Читал, — подтвердил я. — Правда, ума не приложу — кому могут понадобится старые бумаги? А что, Маклаков подозревает меня? Сразу скажу, что на опознание не приду.
Понимаю, что домовладелец меня никак не опознает, но приходить в полицию — это уже перебор.
— Нет, Маклаков напрямую не говорил, что он вас обвиняет (еще бы адвокат такую глупость сказал! Да я бы его по судам затаскал!), но сообщил, что в числе иных и прочих, об архиве знал советский полпред. Прошу прощения, но мы обязаны проверить все варианты. Субреж уже был у господина Игнатьева, получил исчерпывающее объяснение. Но все-таки, хотелось бы поговорить и с вами.
Получается, зря я надеялся, что в Амьене жалобу Маклакова положат под сукно? Ишь, проверить решили. Возможно, что и у Маклакова имеются какие-нибудь связи в полиции. Позвонить, что ли, министру? Впрочем, пока смысла нет.
— И еще — очень бы хотел попросить, чтобы вы не затягивали со встречей. Амьен, он хоть и недалеко, но…
Все ясно. Полицейского инспектора из Амьена отправили в Париж, а вот командировочные ему, скорее всего, не выдали. Мотаться туда-сюда тоже не сахар. А если я затяну, то это потраченные деньги, и все прочее. Так бы и сказал — это ваши проблемы, но не стал. Посмотрев — что там у меня в перекидном календаре, твердо сказал:
— Раньше, чем через два дня, я не смогу. Есть у меня с утра около получаса, можем встретиться в каком-нибудь кафе.
Мне ведь и самому любопытно, что там наплел Маклаков? И что сумел инспектор накопать по поводу покушения? Но дел и на самом деле много.
— Два дня — это замечательно. Два дня дело терпит. И Поль пока поживет у меня.
С тех пор, как я обзавелся телохранителем, в любое чужое помещение вначале заходит Елисей Коновалов, а убедившись, что там все чисто, запускает меня. Елисей очень ответственный человек. Ему дай волю, так он и посольство-торгпредство, и особняк Комаровских бы стал проверять. Опять просил, чтобы нанял ему на подмогу еще пару человек, потому что одному приходится трудновато. Верю. Но как я людей найму, если у меня штатное расписание? И нет там такой должности как личный телохранитель, а имеется только охрана торгпредства. И сам он числится именно там. Снимать кого-то из «легионеров» и ставить, чтобы охранял мою тушку, тоже не вариант.
Но Елисей службу тащит, хотя и пытался я ему объяснить, что встречаюсь с полицейскими и два инспектора должны защитить одного посла.
— Все чисто, — доложил Коновалов. В том смысле, что в помещении пулеметов нет, а вооруженных людей не видно. И то ладно.
Инспектор Субреж был вполне себе приличным парнем, лет за тридцать, чем-то похожий на Левина. Так говорите, он из Амьена приехал, и уже два для в Париже? Ну-ну. Брюки наглажены, воротничок свежий, щеки выбриты.
— Мсье Кусто, мы с вами частенько сотрудничали, а вы никогда не демонстрировали ни спеси, ни своего дипломатического иммунитета, поэтому я и осмелился позвонить, — пояснил Левин.
Я кивнул и Левин, правильно истолковав мой жест, стал излагать более предметно:
— Ваш бывший коллега — мсье Маклаков считает, что бумаги могли заинтересовать большевиков. Ему показалось странным, что они пропали после того, как он познакомился с вами.
Ход мыслей у Маклакова правильный. Ну, ничего удивительного. Все-таки, много лет занимался уголовщиной. Другое дело, что доказательств-то у него нет. Как он мне давеча говорил? Адвокаты защищают не правду, а право.
— Давайте рассуждать здраво, — предложил я. — Что именно содержится в бумагах Маклакова, мы, то есть, Советская Россия, не знаем. Поэтому, какой смысл затевать такую сложную операцию, кого-то подкупать, обманывать, если нет конкретики? Маклаков сообщил вам, какого характера у него бумаги? Мне он сказал, что они могут быть связаны с революцией. Но это опять-таки его слова. Что может находится в его архиве?
— Там могут находиться документы, компрометирующие руководителей вашего государства, — предположил инспектор Левин.
— Могут, — не стал я спорить. — Но что это даст руководителям моего государства? В том смысле — чем это им грозит? Предположим, в архиве Маклакова имеется какой-нибудь документ, удостоверяющий, что кто-то — предположим, сам товарищ Троцкий, японский шпион. Или же, опять-таки, он на самом деле не Троцкий,
