Книга «У» - значит убийца - Сью Графтон

Она моментально покраснела. Несмотря на темно-русые волосы, цвет лица у Тринни был светлый, и румянец ярко горел на щеках. Она отвела взгляд и внезапно гораздо интенсивнее занялась своей работой. Я видела, что ей очень хочется сменить тему разговора. Тринни склонилась над футболкой с таким видом, будто важнее всего было именно сейчас малевать все эти черточки.

– Тринни?

– Что?

– Как вам удалось увидеть пленку? Но только не говорите "какую пленку", потому что вы прекрасно знаете, о какой пленке идет речь.

– Я не видела никакой пленки.

– Ох, не надо. Разумеется, видели. Иначе откуда вы могли бы знать, что в фильме снимался не один мужчина?

– Я понятия не имею, о чем вы говорите, – с легким раздражением парировала Тринни.

– Я говорю о порнофильме, в котором снялась Лорна. Помните? Вам об этом рассказала мама?

– Наверное, мама и об актерах говорила.

– Гм-м, – промычала я самым скептическим тоном. – Как это случилось? Лорна дала вам пленку?

– Не-ет, – словно по слогам протянула Тринни, делая вид, что ее обидело мое предположение.

– Так откуда вы знаете, что там снимался не один мужчина?

– Я предположила. А в чем дело?

Я внимательно посмотрела на нее. И тут мне в голову пришла очевидная мысль.

– Так это вы упаковали кассету и положили ее в почтовый ящик?

– Нет. И вообще, я не обязана отвечать, – огрызнулась Тринни, но на щеках ее снова вспыхнул румянец, который был лучше всякого детектора лжи.

– А кто?

– Я ничего об этом не знаю, так что можете сменить тему. Это вам не заседание суда, и я не под присягой.

Прямо-таки речь адвоката. Мне даже на секунду показалось, что сейчас она заткнет пальцами уши, чтобы не слушать меня. Я попыталась заглянуть ей в глаза.

– Тринни, – проворковала я.

Она не отрывалась от футболки, лежавшей перед ней, нанося спирали ярко-оранжевой объемной краской.

– Послушайте. Меня не волнует что вы сделали, и я клянусь, что ни слова не скажу об этом вашим родителям. Я пыталась узнать, кто прислал им кассету, и теперь я это знаю. Как бы там ни было, но вы всем нам оказали услугу. Если бы вашу маму не расстроила эта пленка, она не пришла бы ко мне, и все расследование заглохло бы. – Я подождала, а затем попыталась подтолкнуть ее к разговору. – Это была идея Берлин или ваша?

– Я не обязана отвечать.

– Может быть, просто кивнете, если я права?

Тринни добавила на рисунке несколько зеленых звезд. Секунды тянулись медленно, но я чувствовала, что наш разговор не окончен.

– Готова поспорить, что это сделала Берлин.

Тишина.

– Я права?

Не глядя мне в глаза, Тринни подняла одно плечо.

– Я расцениваю этот ваш жест как ответ "да". Значит, пленку отправила Берлин. Но у меня есть еще вопрос. Где она взяла ее?

Снова тишина.

– Послушайте, Тринни, я очень прошу вас. – Этим способом выуживать секреты я овладела еще в школе, он особенно эффективен, когда речь идет о сокровенных девических тайнах. Я заметила, что Тринни сдается. Нас всегда обуревает желание поделиться с кем-то, особенно если при этом предоставляется возможность обвинить кого-то другого.

Тринни провела языком по зубам, словно отыскивая попавший туда волосок. И наконец вымолвила:

– Клянетесь, что никому не скажете?

Я подняла руку, как будто даю присягу.

– Я никому не скажу ни слова. Даже не заикнусь об этом.

– Нам просто надоело слушать о том, какая она расчудесная. Ведь она вовсе не была такой. Да, хорошенькое личико, прекрасная фигура, но и что из этого? Понимаете?

– Конечно.

– Да плюс ко всему она брала деньги за секс. Мы с Берлин никогда бы так не поступили. Так зачем же возносить Лорну до небес? Она не была идеальной. Даже хорошей не была.

– Такова уж человеческая натура, я думаю. Лорна ушла из жизни, но твоя мама хранит в сердце ее идеальный образ. И очень трудно отказаться от него, если это все, что у нее осталось.

Тринни начала заводиться.

– Но Лорна была стервой. Думала только о себе. На маму и папу почти не обращала внимания. Домашнюю работу делаю только я, тружусь, как пчелка, а толку никакого. Лорна все равно оставалась любимицей мамы. А мы с Берлин – так себе. – От избытка эмоций кожа Тринни начала менять окраску, как у хамелеона. Внезапно полились слезы. Она закрыла лицо руками, всхлипывая от рыданий.

Я дотронулась до ее руки.

– Тринни, это неправда. Ваша мама вас очень любит. В тот вечер, когда она пришла ко мне в офис, она много рассказывала о вас и Берлин, о том, какие вы хорошие, как помогаете ей по дому. Да вы просто сокровище для нее. Честно.

Громкие, прерывистые всхлипывания не прекращались.

– Тогда почему она не говорит нам об этом? Никогда не сказала ни слова.

– Может, не решается. Может, не находит нужных слов, но это ничего не значит, она безумно любит вас.

– Я не выдержу. Не выдержу. – Тринни плакала, как дитя, дав волю своему горю. Я сидела и не вмешивалась, позволяя ей самой справиться с этим. Наконец слезы утихли, и Тринни тяжело вздохнула. Порывшись в кармане шорт, она вытащила скомканный носовой платок и прижала его к глазам. – Ох, Господи, – пробормотала Тринни, положила локти на стол и высморкалась. Опустив взгляд вниз, она заметила, что выпачкала руки краской. – Черт побери, вы только посмотрите на это. – У нее вырвался смешок, похожий на отрыжку.