я, когда она быстро убегает к своей машине и на ходу несколько раз жмет на кнопку разблокировки, пока наконец фары не оживают.
– Отвали от меня.
Я догоняю ее и сажусь на пассажирское сиденье, пока она садится со стороны водителя.
– Прости.
Она не смотрит на меня.
– Вылезай из моей машины, Дин.
Кора включает зажигание, а в это время по ее щекам растекается тушь. Хотя от выпитого у меня начинает кружиться голова, я понимаю, что облажался. Очень сильно. Я заставил ее усомниться в своей ценности и сорвал ее свидание.
И для чего?
Зачем?
– Корабелла, прошу тебя. Поговори со мной.
Ее плечи дрожат. Она кладет обе руки на руль и сжимает его с такой силой, что у нее белеют костяшки пальцев. Слез становится еще больше.
– Ладно. – Она шмыгает носом, глядя на меня пылающими изумрудным пламенем глазами. – Все кончено между нами. Что бы это ни было, что бы ни было между нами – все кончено! Навсегда. Я думала, что ты мое лекарство, но оно оказалось ядом… Ты лишь удерживаешь меня под водой, где я не могу вздохнуть. Я не могу исцелиться, когда мне постоянно напоминают о моей травме. Каждый раз, при каждом взгляде на тебя. – Закончив, Кора резко и неровно дышит. – Я думала, что ты сможешь меня исцелить. Но ты лишь убиваешь меня, Дин.
Я пораженно замолкаю, мое сердце разлетается на тысячу гребаных осколков. Мне только и остается, что таращиться на нее. Я знаю, что она этого не хочет, знаю, что она просто расстроена, зла и сбита с толку. Но ловлю себя на том, что не нахожу слов, и что мне больно. Я опускаю взгляд на центральную консоль, проглатывая свою гордость.
– Я не знаю, как пройти через это без тебя.
– Тебе нужно попытаться. Мы больше не в том подвале. Теперь мы сами по себе.
– Нет, Кора, мы все еще в том подвале – мы так и не смогли оттуда выбраться. И мы останемся там, внизу, в ловушке, прикованные к стальным трубам, тонущие во тьме, пока не сможем исправить всю эту хрень. Вместе.
– Нет! – Кора хлопает ладонью по рулю и сдавленно всхлипывает. – Нет… не вместе. Я не могу звонить тебе посреди ночи и просить приехать, мы не можем делить постель, мы не можем говорить по телефону каждую ночь, пока не заснем. – Она яростно трясет головой. Упрямо. – Я не могу позволить тебе обнимать меня, прикасаться ко мне и смотреть на меня так, как это делаешь ты. Это нечестно по отношению к Мэнди. У меня словно душа гниет, я чувствую!
– Мы не сделали ничего постыдного, – настаиваю я, пытаясь достучаться до нее.
– Мы все сделали неправильно.
Я смотрю на нее в полумраке автомобильного салона. Ее слезы подсвечиваются огоньками приборной панели. Кора выглядит измученной, сломленной и потерянной. Я всеми силами пытался излечить ее, собрать по кусочкам и успокоить призраков, преследующих ее изо дня в день.
Я понятия не имел, что именно я сейчас стал причиной такого выражения ее глаз. Это убивает меня.
Я опускаю взгляд на цепочку у нее на шее, медальон в виде сердца, спрятанный под красной кофточкой. Она под цвет ее губ, хотя помада размазалась от слез, потоком стекающих по щекам. Глядя на ее губы, я вспоминаю, как в последний раз прижимался к ним, какими теплыми и мягкими они тогда были – что-то хорошее и чистое посреди грязи и безумия. Я ловлю ее взгляд и спрашиваю:
– Что произошло между нами в тот последний день?
Наконец-то я это сказал. Оживил самый запутанный момент своего существования, хотя до сих пор, до этой самой секунды, я все еще мог притворяться, что это был сон. Мираж. Может быть, болезненная фантазия. Нереальная. До тех пор, пока мы этого не признавали, оно не существовало.
Но теперь все изменилось. И случившееся витает между нами чем-то осязаемым, мощным, срывает нашу броню, рушит стены и стирает тщательно нарисованные границы.
Дыхание Коры прерывается, когда она смотрит мне в глаза и смаргивает очередную порцию слез.
– Меня там не было. Мое сознание затуманилось, а тело не подчинялось мозгу. Это ничего не значило.
Я хмурюсь, смущенный ее словами.
Чушь.
– Ты врешь. Ты была там со мной, на сто процентов. Я видел это в твоих глазах.
– Нет.
– Да, Кора.
– Нет, – выдавливает она сквозь слезы, ее подбородок дрожит. – Пожалуйста, уходи.
Я наклоняюсь вперед, пока наши лица не оказываются всего в нескольких дюймах друг от друга, и чувствую цветочный аромат ее волос. Я стискиваю зубы и говорю низким, приглушенным голосом:
– Ты можешь лгать себе сколько хочешь, но я был там. Я знаю, ты это почувствовала. И я не говорю, что сам все понимаю или могу объяснить. Мне непонятно, что, черт возьми, с этим делать, но что-то точно было, Корабелла.
Она прикусывает нижнюю губу, ее дыхание сбивчивое, а тело продолжает дрожать, но не от холода – нет, не от холода. Кора тянется ко мне, ее взгляд на мгновение останавливается на моих губах, а затем снова поднимается. Она втягивает носом воздух.
– Не называй меня так. – Ее голос убийственно спокоен и полон ледяной угрозы. Она откидывается на спинку сиденья, все еще пронзая меня колючим взглядом. – А теперь… вылезай из моей машины.
Мерцающий свет, который я носил в душе с того самого дня, когда все закрутилось, надежду на лучшие времена, слабое обещание, что когда-нибудь жизнь снова заиграет яркими красками, теперь гаснет. Я чувствую холод, темноту и пустоту.
И ужасное одиночество.
Я киваю, медленно и уверенно, молча признавая свое поражение, а затем, не оглядываясь, вылезаю из ее машины. Если именно этого она хочет, и если это то, что ей нужно, у меня нет другого выбора, кроме как уйти. И хотя я слышу через приоткрытое окно, как она плачет, выплескивая душевную боль в звездную ночь, все равно ухожу.
Я иду прямиком к Мэнди, которая стоит посреди парковки, обхватив себя руками, и по ее раскрасневшимся щекам тоже текут слезы предательства.
– Мэнди… – начинаю я, ускоряя шаг, чтобы добраться до нее, попытаться объяснить то, что я не могу объяснить даже самому себе.
Но она резко разворачивается, взметнув волосами и прячась за ними, словно за занавесом. Мэнди садится в свою машину и выезжает со стоянки, а несколько мгновений спустя за ней следует машина Коры. Меня бросили на стоянке «Сломанного весла» морозной январской ночью.
Все в порядке, говорю я себе, пятясь назад, пока не
