class="p1">Но не успела она произнести эти слова, как в дверь снова постучали.
– Кто бы это мог быть? – удивилась Зара, – Поздно уже.
Зара вышла в сени и спросила:
– Кто там?
– Ой, Зорюшка, это я, тётка Глаша! Открой, пожалуйста.
Зара узнала голос односельчанки и отворила дверь. На пороге тут же возникла тётка Глаша, в пуховом платке, и телогрейке, румяная, пухлощёкая и круглая, как сдобная булочка. Работала она на ферме, а муж её, Тимофей, трактористом был в колхозе. Недавно, вот только этим летом, отстроили они себе новый дом, большой, красивый, добротный и переехали из своей старенькой избы, доставшейся им ещё от родителей, в эти хоромы.
Тётка Глаша была женщиной простой и радушной, одним недостатком, правда, страдала, уж больно любила языком почесать. Как, бывало, сцепится с кем-нибудь языком у колодца или у магазина, так и не растащишь. Пока все сплетни не обсудит, с места не сойдёт. Но всё ж таки безобидная была баба. А вот дядька Тимофей мужичок был плутоватый и с хитрецой, к тому же иногда мог уходить на все выходные в загул, выпить любил. У Тимофея с Глашей было четверо детей.
– Проходите, тётка Глаша, – пригласила Зара новую гостью в избу, – Что у вас стряслось? Надеюсь, все живы-здоровы дома?
Тётка Глаша скинула телогрейку с пухлых плеч, стянула с головы шаль, и устало плюхнула свои телеса на стул.
– Ой, не могу, дай отдышусь, – тяжело дыша, и обмахиваясь платком, сказала она, – Вся употела, пока до вас добралась. Сугробы намело вчерась.
Зара ждала, что она скажет. Отдышавшись, тётка Глаша повела речь:
– Я ведь вот зачем к тебе пожаловала, моя ты дорогая. Сил моих больше нет. И пакостит и пакостит, и шумит и шумит. Ни днём ни ночью никакого покою.
– Дядька Тимофей что ли запил?
– Да какой Тимофей? – махнула пухлой рукой, похожей на сдобу, тётка Глаша, – С ним-то я справляюсь, слава Богу.
И посмотрев внимательно на Зару, добавила:
– Кикимора у нас завелась!
Глава 39. Зара разгадывает загадку подселенца в доме тётки Глаши
На следующий день вечером направилась Зара в дом тётки Глаши, чтобы разобраться с тем, что же у них происходит. Новый добротный дом горделиво возвышался над сугробами, будучи раза в полтора выше соседних стареньких домишек. Крепкие ворота были заперты, не по деревенской привычке, и Зара постучала в окно, благо до него протоптана была тропочка. На стук из окна выглянула хозяйка и, разглядев сквозь морозные узоры гостью, тут же выскочила отворять.
– Здравствуйте! – поздоровалась Зара, – Вот и я пришла. Ничего, что мы с дочкой?
– Здравствуй, здравствуй, Зарушка! – воскликнула тётка Глаша, – Да конечно ничего, проходите!
В широких сенях было просторно и светло, пахло свежим деревом, морозцем и яблоками.
– Проходите, – пригласила хозяйка внутрь.
Изба была отстроена поистине с размахом. Большие светлые комнаты, высокие потолки, две русских печи, одна на кухне, другая в спальнях, цветастые занавески на окнах, полосатые половички на полу, герань на подоконниках.
– Как у вас красиво, – похвалила Зара.
– Да уж, что есть, то есть, – не сдержала улыбки тётка Глаша, – Спасибо!
– Так что же у вас случилось? Расскажите-ка мне поподробнее, пожалуйста.
– А давай к столу пойдём, да чаю попьём, там и расскажу я тебе всё как есть.
Сели за стол, тётка Глаша разлила чай по белым чашкам с васильками на белых, пузатых боках, достала из шкапчика варенье да пироги, и уселась грузно на стул, напротив Зары.
– Вот ведь какое дело тут, – повела она речь, – Переехали мы, значит, летом, как ты знаешь, в этот дом. Поначалу-то всё добром было, красота, места много, у ребят свои комнаты, мальчишкам своя и девкам своя, и нам с Тимофеем отдельна, ну чем не житьё, а! Кухня просторна, зала большая. Прожили мы с месяц и тут началось…
– Что началось? – спросила Зара.
– Поначалу по ночам стало шуршать. Только ляжем, свет погасим, как в углу на кухне что-то скрестись да шуршать принимается. Я, было, на мышей погрешила. Думаю, кот наш Василий вконец обленился, паразит. Пошла к Мане, у них как раз кошка окотилась, и котяты подросли уже, взяла себе кошечку, девки-то они, известно дело, работящей, чем коты. Будет, думаю, нам мышеловка. Ну, Мурка за дело шустро взялась, всех мышей переловила. Главное таскает и мне к кровати складывает, ой, умора!
Тётка Глаша махнула рукой и расхохоталась заливисто, после вмиг посерьёзнев, продолжила.
– Только шуршанье то не прекратилось. Напротив, стали вроде шажочков слышаться. Да не только по ночам, а посреди белого дня. Вот сижу я на кухне, раз – и будто пробежал кто мимо двери. Я в коридор – там никого. А ведь точно видела – был кто-то! Высокий, тёмный. И шаги эти… Шлёп-шлёп, что босыми ногами будто. А после и вовсе беда пошла.
Тётка Глаша вздохнула тяжело.
– То кастрюля с супом опрокинется, ладно хоть не сожгла никого, ведь только сварила. То в подполе лампочка разобьётся, когда я полезу. То тарелка со стола упадёт. То валенок свой найти не могу, а на работу бежать надо с утра, в прошлой раз мужнины вторые обула, да так и побежала в огромных, а куда деваться. Да много чего происходит, озорство одним словом. А последней каплей смешочки стали.
– Какие такие смешочки? – спросила Зара.
– Да обыкновенные. Вот представь – ты одна в избе и вдруг в другой комнате как захохочет кто-то, будто старушечьим смехом затрясётся. То посреди ночи смешки, ещё страшнее. Я скоро, чую, с ума сойду со всем этим. И вот, что я думаю.
Тётка Глаша перегнулась через стол, и, свесив на скатерть пышные телеса, зашептала:
– Это Минька нам свинью подложил. А точнее куклу.
– Какой Минька? – удивилась Зара.
– Да Мишка Налимов, он же ж бригадиром был у строителей. Из Верхнего села мы их звали, он приехал со своей бригадой, обещался нам дом скоро поднять, да и мы не зря их выбрали, все про них хорошо отзываются, хвалят. Уговорились ценой. Приступили они к делу. А Тимофей начал из-за цены залупаться, это не так, то не эдак. Я уж ему баила, мол, чего ты на рожон лезешь, ведь заранее всё у нас договорено было с ими. Условились на такую сумму. А он упёрся, нет и всё. Дорого, мол, это. Вот Ванька Бушлатов из нашей деревни меньше берёт.
Вот пришло время расплачиваться. Тимофей и давай цену сбавлять. Минька ему говорит, мол, не по справедливости ты делаешь, ты мне обещался, а я в свою очередь рабочим своим тоже пообещался, что я им теперь скажу? Али прикажешь из своего кармана доплачивать? Ну, спорили-спорили они, и Минька плюнул. Чёрт, говорит с тобой, нехай по-твоему будет. Завтра, говорит, закончим мы всё и уедем. И вот я что и думаю, Зарушка, подложил нам Минька куклёнка-завёртыша куда-то. И завелась у нас оттого в избе Кикимора. Она и чудит, и жить мешает. Что же делать-то теперича. А? Ведь это как искать-то её? Хоть всю избу по брёвнышку раскатывай.
– Не надо ничего раскатывать, – сказала задумчиво Зара, – Не Минькиных рук это дело. Ничего он вам не подкладывал.
– Да как же ж это? – ахнула тётка Глаша, – Значит Анька зараза. Она с молодых лет на Тимофея заглядывалась, всю жизнь нам завидует, вот и спортила дом.
– Тётка Глаша, хватит на людей наговаривать, – приструнила женщину Зара, – Разве можно зря болтать, незнаючи? За каждое слово мы в ответе. Не осуждайте, тем более не уверены даже в том, кто это сделал. А я вам скажу.
– Ой, скажи, скажи, милая, век благодарна тебе буду! Сил моих больше нет с этим страхом рядом жить. Уже и дом новый не в радость!
Тётка Глаша махнула рукой и, обтерев лицо передником, громко всхлипнула.
– Дочка это ваша старшая сделала. Ей и ответ держать.
– Батюшки-светы, да
