ваше высочество, — он склонил голову в почтении, улыбаясь, — а мы как раз о вас говорили.
— Что с тобой? — схватила его за плечо и начала трясти. — О чем ты говоришь?
— Поздравить хотел с обретённой свободой и с предстоящей свадьбой.
— Какой свадьбой?
Корвин перестал улыбаться, и холодно бросил Кайлу:
— Выйди, сын.
Тот немедленно вышел, оставив нас вдвоем.
— Вашей с его высочеством. Ах, да. Он же станет императором. Лучшей партии я бы не представил для Вас.
— Почему ты так говоришь? — самообладание почти покинуло меня, но я все ещё пыталась понять, что могло произойти. — Что случилось?
— А случилось то, что я проклинаю тот день, когда ты появилась в моей жизни. С тех пор не могу ни о чем думать, кроме тебя, схожу с ума, думая, что с тобой может что — то случиться. Или что ты обнимаешься с этим красавчиком-принцем. Я глаз не сомкнул с того злополучного дня после вашего поцелуя. Не могу так жить, поэтому мне легче больше никогда не знать о тебе, — его лицо исказила пьяная гримаса отвращения, он наклонился вплотную к моим губам и прошептал, — исчезни из моей жизни. И желательно поскорее.
— Ты просто пьян, Корвин — поговорим утром.
Самообладание было на исходе, и если сейчас не уйду, то просто взорвусь.
— Я иду в свою комнату, а с тобой завтра поговорим, когда ты проспишься. Ты же не выгонишь меня ночью из своего замка?
Я развернулась и вышла из кухни. Сердце бешено колотилось в груди. Не такого приёма ожидала! Я его, конечно, люблю, но сейчас очень ненавижу.
Корвин выскочил вслед за мной, схватив за руку, развернул к себе и больно поцеловал. Прижав к себе, истязал мои губы, ожидая, что я отвечу на его грубые ласки. Резкий запах алкоголя и его невменяемость придали сил, и я оттолкнула его.
— Не трогай меня! Ты пьян и неадекватен.
— Конечно, не как твой прилизанный мальчик голубых кровей. Он, я уверен, целуется значительно лучше меня. Поэтому отправляйся к своему красавчику принцу и живи с ним долго и счастливо.
— Ты ревнивый псих, и я иду спать. Чего и тебе желаю.
Его глаза пылали гневом, он тяжело дышал и, схватив меня за руку, прокричал.
— Ненавижу тебя за все, что ты со мной сделала. Из-за тебя превратился в сопливого мальчишку. Я не в состоянии думать о делах, не в состоянии принимать решения и исполнять свой долг. Я только и думаю: что с тобой? Увижу ли тебя когда-нибудь? Ты хоть знаешь, что я пережил?
— И поэтому так себя ведешь? Молодец, дорогой, — выдернула руку и пошла в свою комнату. Мои ленточки так и висели, указывая путь.
Спала я как убитая, и мне было все равно, спит ли он. Корвин был рядом и этого достаточно. Своей страстной тирадой он практически признался мне в любви. И ничего, что и ненавидел. Утро вечера мудренее.
Я была в этом практически уверена, когда утром спускалась к завтраку. Одела все то же хлопковое платье, наиболее простое и удобное. Волосы убрала в хвост на затылке. Практически готовая к разговору, зашла в гостиную. Тут меня никто не ждал. Пришлось искать слуг и, встретив Саймона, попыталась узнать, где все домочадцы.
— Его светлость ещё не спускался. А Кайл уехал рано утром.
— Саймон, ты можешь проводить меня в комнату Корвина.
К своему стыду я даже не знала, где она находится.
— Боюсь, это не лучшая идея. Он в таком состоянии, что не готов принимать гостей.
— Мне надо с ним поговорить. Это не займёт много времени. Узнайте, пожалуйста, сможет ли он встретиться со мной.
Саймон поклонился и ушёл. Элеонора накрыла мне завтрак. По ее лицу поняла, что слуги обеспокоены тем, что тут происходит.
— Он сильно бушевал? — спросила ее.
Элеонора отвела взгляд и проговорила.
— Мы очень волнуемся. Никогда ещё его светлость не был в таком состоянии.
— Не волнуйся. Я поговорю с ним. Он просто очень переживал. А сейчас переживать не из-за чего.
Глава 29.
Корвин зашёл в гостиную при полном параде. Гладко выбрит, волосы убраны в низкий хвост и перевязаны чёрной лентой. Рубашка как тогда, в первый день, плотно облегает фигуру. Узкие штаны заправлены в высокие сапоги. О вчерашнем невменяемом состоянии говорило лишь мрачное выражение лица. Ни объятий, ни поцелуев, лишь сухой поверхностный взгляд.
— Спасибо, Элеонора, завтрак не нужен, — Корвин отпил из фарфоровой кружки принесённый ему кофе, присаживаясь за стол.
— Доброе утро, — проговорила я.
Очень интересно, что творится сейчас в его голове. Дождавшись, когда Элеонора оставила нас вдвоём, наконец посмотрел в мою сторону.
— Прошу прошения за вчерашнюю сцену. Мне не следовало говорить все это. Очень сожалею, что позволил себе быть настолько… — он подбирал слова, — быть настолько грубым. И надеюсь, не причинил тебе боль?
Я потёрла плечо, которое он вчера сжимал, но оно меня совершенно не интересовало.
— Ты хочешь сказать, что сожалеешь о том, что мне наговорил?
— Да, мне не следовало быть таким несдержанным.
— И ты меня не ненавидишь? — несмотря на всю его серьёзность, я посмотрела на него с улыбкой. — И уже не выгоняешь к красавчику принцу?
Корвин одарил меня ещё более сухим, чем раньше, взглядом. Или это похмелье, или нашим отношениям конец.
— Ты можешь остаться тут настолько, насколько пожелаешь. Любое твоё желание исполнят слуги. Можешь выходить за пределы, гулять, шить себе платья. Я пришлю конюха, он научит тебя ездить верхом.
— А ты? Ты можешь научить меня этому? — закрадывалось плохое предчувствие.
— Мне нужно надолго уехать из замка. По делам клана. Меня давно ждут в совете старейшин. Это очень срочно и займет много времени.
Корвин не отводил взгляда, и вдруг поняла, что передо мной совершенно другой человек, которого я не знаю. Мне нужен был прежний Корвин, а не этот холодный истукан.
— Я не нужна тебе, да? Ты только из вежливости предлагаешь мне остаться. Я же у вас национальный герой, и меня в любом замке примут как родную, да? — я вскочила с кресла и, чувствуя, как начинают наворачиваться слёзы, отвернулась к окну. — Совершенно не понимаю, почему изменилось твоё отношение. И если ты мне не объяснишь, всегда буду думать, что ты просто идиот!
Я резко повернулась, надеясь поймать хоть чуточку сожаления в его лице, его истинные чувства. Он встал, опершись о стол, сложил руки на груди и проговорил:
— Ты права. Я должен объясниться. Несмотря на все, что произошло между нами, должен признать, что Ханс — действительно
