Квиллер налил пива и предложил тост:
– За тебя, Том! Не появись ты вовремя, я вполне мог закончить свои дни в качестве индюшачьей сосиски.
Шутка понравилась Тому с его незамысловатым чувством юмора. У Квиллера на языке вертелось немало вопросов, но сначала нужно было сойтись с парнем покороче, сделать так, чтобы он почувствовал себя как дома.
Через некоторое время Квиллер как бы невзначай поинтересовался:
– Ты часто бываешь на индюшачьей ферме?
– Нет; там плохо пахнет.
– О чем толковал фермер, когда пригрозил, что, если ты донесешь, он тоже молчать не будет?
Глуповатая улыбка скользнула по лицу Тома.
– Это про виски. Он велел мне покупать виски.
– Зачем ему виски?
– Для заключенных.
– Тех, что сидят в большой тюрьме?
– Мне их жалко. Я сам когда-то сидел в тюрьме.
– Я тебя понимаю, – сочувственно кивнул Квиллер. – Ты ведь виски не пьёшь? Я тоже.
– Оно противное, – сказал Том.
Журналист всегда был внимательным слушателем, никогда не спешил с вопросами, потихоньку втягивая собеседника в дружеский разговор. Давая Тому передышку, он встал, убил паука, смахнул паутину, заметив, что здесь этих тварей многовато и паутина упорно появляется как внутри, так и снаружи коттеджа.
– Как вы доставляли виски в тюрьму?
– Он отвозил.
– Извини, Том; Телефон.
Звонил Александр Гудвинтер. Он только что вернулся из Вашингтона. Не выразить словами, какое горе принесла ему весть о смерти маленькой храброй леди. Они с Пенелопой собираются в Мусвилл и хотели бы заехать через полчаса и кое-что обсудить.
Квиллер понимал, о чём пойдет речь. В качестве душеприказчиков они хотят получать за этот дом по тысяче долларов в месяц. Он вернулся на веранду. В его отсутствие с Томом беседовал Коко.
– У него громкий голос, – заметил Том. – Я его погладил. Красивый мех. И такой мягкий.
Квиллер поговорил об особенностях сиамских кошек, упомянул о пристрастии Коко к индейке и снова стал задавать вопросы.
– Тебе, наверное, приходилось отвозить виски на индюшачью ферму?
– Я возил виски на кладбище. Там есть такое место.
– Надеюсь, он платил за это?
– Он давал мне много денег. Это было хорошо.
– Всегда приятно, когда есть деньги. Зуб даю, ты, верно, положил их в банк, чтобы купить моторку или что-нибудь такое?
– В банк? Не. Я их спрятал.
– Ну что же, только смотри, чтобы место было надежным. Это самое главное. Хочешь ещё пива?
Разлили пиво, обсудили скорость ветра и возможность того, что налетит торнадо. Стало невыносимо жарко, а небо приобрело желтоватый оттенок.
И снова:
– Ты покупал спиртное в Мусвилле? Здесь не очень-то богатый выбор.
– Он велел мне покупать в разных местах. Иногда говорил, чтобы я купил виски, иногда – джин.
Квиллер жалел, что у него нет трубки с табаком. Нередко процесс раскуривания трубки давал необходимую паузу или разряжал обстановку, особенно если собеседник нервничал или смущался. Он повернулся к Тому:
– Интересно, а как он доставлял выпивку в тюрьму?
– В своём грузовике. Вместе с индейками. Он велел мне покупать пинтовые[11]бутылки, чтобы можно было всунуть внутрь индейки.
– Новый способ фаршировать индейку, – сострил Квиллер, развеселив собеседника. – Но если ты не ездил на ферму, откуда же знал, что именно надо купить?
– Он наведывался сюда и говорил в машину. А я слушал, когда приходил работать. Это было здорово. Мне нравилось. – Что-то вспомнив. Том хихикнул. – Он оставлял кассету за лосем.
– Мне этот лось всегда казался немножко больным, и теперь я знаю почему.
Том снова хихикнул. Его забавлял этот разговор. – И ты слушал кассету, когда приходил сюда.
– Там ещё была хорошая музыка.
– А почему он не оставлял тебе записки? – Квиллер разыграл целую пантомиму, изображая, что пишет: – «Дорогой Том, привези пять пинт виски и четыре пинты джина. Надеюсь, ты хорошо себя чувствуешь. Желаю приятно провести день. С любовью, твой друг Стэнли».
Тому вся эта чепуха показалась очень потешной. Потом, снова став серьёзным, он пояснил:
– Я не умею читать. Мне бы очень хотелось читать и писать. Это было бы хорошо.
Квиллер всегда с трудом верил статистике, утверждающей, что в Соединённых Штатах немало неграмотных, но вот перед ним сидело живое доказательство, и он пытался осознать этот прискорбный факт, тут снова зазвонил телефон.
– Привет, Квилл, – произнёс голос, который он знал всю свою жизнь. – Как там у тебя дела?
– Отлично, Арчи. Ты получил мои письма?
– Два. Как погода?
– Ты позвонил, чтобы спросить про погоду? Говори, чего тебе надо.
– Потрясающие новости, Квилл! Ты получишь письмо от Перси, но я решил тебя предупредить. Назначение, о котором я тебе говорил, – журналистские расследования. Перси хочет, чтобы ты вернулся и немедленно приступил к работе. Если «Зыбь» нас опередит, его хватит кондрашка. Ты же его знаешь.
– Хм, – отозвался Квиллер.
– Двойное жалованье и неограниченные текущие расходы. И машина в личное пользование – новая. Ну что, неслабо?
– Интересно, а что предлагает «Зыбь»?
– Не остри. Через пару деньков получишь письмо от Перси, но я хотел быть первым…
– Спасибо, Арчи. Ценю твою заботу. Ты славный парень. Жаль только, что редактор.
– Да, и вот ещё что! Я знаю, что тебе нужна новая квартира, а Фрэн Ангер выходит замуж и намерена отказаться от своей. Это близко от редакции, и плата вполне приемлемая.
– Ага, и обои в розочках и скачущих жирафах.
– Во всяком случае, имей в виду. До скорого. Привет твоему гениальному коту.
Новость ошеломила Квиллера, и он был радостно возбуждён, но Том стал прощаться, и ему пришлось снова переключиться на идеального работника: нужно было его поблагодарить. Он взял с бара старинную медную чернильницу.
– Я бы хотел отдать тебе вот эту штуку. Её нужно хорошенько почистить, но я знаю, ты любишь медь. Это чернильница, которая лет сто назад объехала весь свет на парусных судах.
– Она очень красивая. У меня никогда такой не было. Я буду чистить её каждый день.
Он замерил оконную раму, из которой было выбито стекло, и поехал за ним в Мусвилл, а Квиллер сел и задумался над предложением «Прибоя». Ему было жаль покидать это чудесное озеро. Слишком мало он любовался лесом, озером, каплями росы на паутине! Теперь на это уже не осталось времени. Следовало подумать о каждодневных проблемах, ожидающих его в редакции: записках от Перси на розовой бумаге; вечно сломанных электрических точилках для карандашей; шести лифтах, одновременно едущих вверх когда тебе нужно вниз; компьютерах, которые только усложнили работу, вместо того чтобы облегчить её. У него вдруг заныло больное колено.
